Евгений Сазонов - Темная сага

Врата распахнулись внутрь, и изображения времен года медленно погрузились во мрак забвения. Гильдин вежливо пропустил даму вперед, и она кивнула ему. Он собирался произнести какую-то остроту, но из тьмы собора вышли два стражника. В них не было отличия – братья-близнецы, извергнутые из чудовищной утробы. Татуированные птичьи лапы заменили им ноги, по изуродованным телам ползали сонмы скользких тварей, похожих на рыб. Эти существа пожирали каждый кусочек плоти своих хозяев. У одного стражника мерзкие рыбы съели вместе с кожей и все внутренние органы, и теперь маленькие уродцы обгладывали ребра. Второму стражнику «повезло» чуть больше: на его теле паразиты жаждали не столько мяса, сколько крови, они, как пиявки, присосались к бледной коже и учтиво высасывали жизненные соки из каждой поры. Жабоподобные изуродованные морды смотрели на Гильдина с насмешкой в глазах. Если эти существа и страдали, то им очень хорошо удавалось скрыть свою боль за маской помешательства. В своих когтистых лапах чудища крепко держали наточенные алебарды.

Виктор остановился перед входом. Если это ад другого измерения, то каково же пристанище для грешников в его родном мире? Неужели там тоже могут обитать подобные твари? Ну и мерзость! Смотреть на эти уродства – уже наказание, даже глаза отказываются воспринимать эту абстракцию ужаса. Кровь стыла в жилах, тошнота готова была вот-вот совокупиться с его страхом и произвести на свет рвотного потомка.

Лиана схватила его за руку и провела через открытые врата:

– Не бойся, они знают, что Владыка призвал тебя. Они не причинят вреда.

Теперь он перешагнул порог. За спиной осталась область сплавленных вместе сна и реальности. Если раньше он во что-то не верил, то теперь все его сомнения были разорваны в пух и прах. Нет бога! Нет дьявола! Есть только Истина, непостижимая правда, которую не в состоянии постичь человеческий разум. Гильдин понимал, что впереди ждет нечто такое, что заставит его заново переосмыслить не только представление о мире, но и видение самого себя в этом мире. Сейчас он прикоснется к тем границам, которые существовали всегда. Главное – чтобы его сознание выдержало, а психика не надломилась от увиденного или услышанного. « Мы должны быть сильны перед натиском нового понимания вещей и тверды в нашей вере, если эта вера поистине наша », – сказал некий философ.

Он шел за Лианой, изучая старые, как время, стены. Коридор менялся залом, туннель плавно перетекал в сводчатую комнату, испещренную полукруглыми нишами, как пчелиный улей, а холодные стены спокойно провожали путников сырым бездушным взглядом камня. Свет был настолько тусклым, что Виктору приходилось идти с выставленной рукой, он почти доставал до плеча девушки. Все освещение здесь производили крупные насекомые: мотыльки, многоножки, наездники, шершни. Они были немного больше своих сородичей, которых он привык видеть на Земле, и у каждого из них брюшко светилось желтоватым светом, сродни потухающей лампочке. Несколько шершней сели ему на руку, в приступе отвращения он стряхнул их на пол. Голые стены, выложенные из грубо отесанного камня, никак не отреагировали на его неприязнь, они все так же молча и безлико наблюдали за ним и его провожатой, в свое время они видели достаточно много. Столько смертей и страданий. Столько эмоций было впитано ими. Столько крови просочилось в их сырую кладку. Нет. Хватит. Теперь стены будут равнодушны ко всему, что происходит у них перед глазами, они станут безмолвными, глухими и спокойными. Нельзя вечно проявлять сочувствие к живым, а иначе фундамент не выдержит, опоры рухнут, и тогда собор превратится в прах. Нельзя переживать за живых. Разве они переживают за камень? Разве они понимают, что даже кусочек неприметной гальки может страдать, когда они наступают на него, когда они закапывают его заживо? Если им плевать на камень, то и камню плевать на них.

Просторное помещение предстало в форме трехгранной комнаты, хотя в подлинности это был лишь угол грандиозного по размерам зала. Когда они вошли в обитель Владыки, Лиана покорно отошла за спину Гильдина и остановилась у стены.

Каменный свод вздымался ввысь, все его противоположные углы соединялись меж собой хитрыми конструкциями: балками, которые образовывали сложные геометрические формы; канатами, чьи переплетения рождали узоры; цепями, скрепленными грузными замками и скобами. Прямо в воздухе, среди всей системы перекрытий, висели яркие точки, напоминающие звезды, каскад искр, производимый ими, творил бледный свет, который уныло освещал резиденцию Владыки.

Перед встречей с повелителем ада Гильдин полагал, что эта сущность собственноличным обличьем не уступает стражникам у входа. Вероятно, Владыка – это извращенное чудовище, от одного вида которого перехватывает дыхание. Интересно, что эта тварь сделала такого при жизни в своем мире, если огненные боги провозгласили его повелителем своего ада? Приглушенный свет звезд сплавился с тенями и похоронил в своих лучах странное существо. Гильдин никак не мог разглядеть широкое создание, которое покоилось в дальнем углу зала. Но чтобы увидеть его, необходимо подойти ближе. Виктор осторожно приближался к нему, шаг за шагом расплывчатые очертания Владыки приобретали ясную форму. Издали он казался похожим на колющую часть немалого трезубца, обращенную острием вверх. Но этот трезубец был живым, все его части слегка подрагивали. Он приблизился еще ближе и услышал тихий томный стон, который исходил от повелителя. Теперь Виктор стоял в трех метрах от него и мог ясно разглядеть, что это такое. То, что он принял за трезубец, на самом деле было не живым существом, а воплощением оригинальной фантазии, ожившим и извращенным сном.

Внешне Владыка ничем не отличался от человека: мужчина лет сорока с тяжелым пронзительным взглядом. Сократовский лоб, прямой нос, немного пухлые губы и седые виски. Гильдину он представился ожившим портретом из школьного учебника. Владыка напомнил ему римского консула. Скромная одежда повелителя, состоящая из черного балахона и брюк, а также темных ботинок, говорила о том, что он не привык к роскоши. Человек восседал на скромном троне, вырезанном из дерева. Трещины и несложные рисунки, что покрывали лакированную поверхность, свидетельствовали о древнем происхождении кресла монарха. По правую и левую руку от него на задних лапах сидели львы, их тихие стоны были подобны церковному песнопению, они мурлыкали болезненные гимны мучительным хрипловатым рыком. Но возможно, это были пумы или пантеры – определить, к какому виду кошачьих относятся эти животные, казалось невозможным, так как кожа с них была содрана. Свои кошачьи морды они обратили к хозяину, но каждая из них одним глазом смотрела на Гильдина. Скрещенные взоры, затуманенные болью, произвели на подполковника шокирующее впечатление. Кровь и мелкие кусочки мяса капали на пол, символизируя освобождение ретивой сути хищника от оков кожи, зачем она им? Зачем загонять буйство души в плоть, когда можно выйти за рамки и высвободить жар горячей крови? Пускай это тепло согреет их хозяина, того, кто показал им Правду, того, кто честен и ласков с ними.