Марина Хробот - Берегиня сегодня

Поминая сквозь зубы всех родственников разом, я из последних сил тащила из болота за собой вверх на сопку две сумки на колесиках. Жадность – одно из самых сильных чувств, и я нагрузилась килограммов на двадцать. Кирилл волок в полтора раза больше, и его тяжелое дыхание подталкивало меня в спину. Каждый звук отдавался гулким эхом в пластах прохладного утреннего тумана. Моросил мелкий дождь.

Длинная низкая сопка отделяла нас от отдыха. Забравшись наверх, мы легли на землю и всматривались в наши серые палатки и черный Кроссовер «Мерседес» внизу.

Белесые сумерки, которые в августе здесь заменяют ночь, заканчивались. Якутская лесотундра просыпалась. Справа от нашего лагеря лениво затявкал облезлый и сытый по случаю лета песец. Из пролеска справа вышел на опушку медвежонок и принюхался. Рык рассерженной мамаши заставил его вернуться к ней. Значит, все спокойно.

Но я не спешила. Не потому, что чего-то боялась, нет, в этой глуши нас мало кто мог проверить на предмет изымания нашей добычи… Сейчас, в этот момент, лежа животом на мягком серебристом мхе в невысоком кустарнике с пожелтевшей листвой, я с удивлением поняла, что авантюрная затея, придуманная два месяца назад, наполовину осуществлена.

Мне даже померещился прозрачный момантёнок, идущий вслед за мамой и держащий её хоботом за хвост. Рядом шли прозрачные взрослые мамонты. В длинной шерсти, с большущими бивнями, она мерно покачивали головами.

С удовольствием вдохнув необыкновенно чистый воздух отсутствия цивилизации, я поняла, с каким удовольствием буду вспоминать запахи незнакомых трав, влажной земли, терпких ягод и прелых листьев в холодном болоте.

– Спускаемся. – Я старалась не смотреть на Кирилла, один вид которого вызывал во мне кучу комплексов. – Только осторожно.

Осторожно не получилось. Сумки, скрипя колесиками от возбуждения, рвались из рук, стремясь первыми докатиться до прогоревшего костра.

Я материлась в полный голос, Кирилл ругался громче меня. Мы мчались вниз.

Из туристической палатки вылез сонный Толик, мой невозмутимый квадратный братец. Равнодушно оценив наш сумасшедший пробег с сопки по бездорожью, он лениво потянулся, после чего сгрёб приготовленные на земле ветки и заново развел костер.

Я и мой брат отличаемся «земной» комплекцией. Нам слегка не повезло с ростом и внешними данными, зато мышечной массы на двоих столько, что хоть торгуй вразвес.

Затащив неподъемные сумки в палатки, мы с Кириллом переоделись из заляпанных глиной маскировочных комбинезонов в спортивные костюмы и завалились на подстилки у костра дожидаться законного обеда. Комбинезоны разложили у палатки. Пусть дождик их обмоет.

Толик быстро нанизывал на шампуры мясо и овощи.

Я провела ладонью по своему животу. За время экспедиции скинула килограмма три, не меньше. Конечно, другим этого не видно, но я-то знала, что процесс похудения всё-таки пошел.

У меня типичный комплекс девушки в тридцать лет – я полнею. При сидячем образе жизни, а работаю я бухгалтером, у меня страстная любовь к еде.

Не нервничаю – много ем, нервничаю – ем в два раза больше.

Невыразимое по красоте алое солнце вставало над волнистым горизонтом тундры и редких пролесков.

В особые минуты выбора, опасности или удачи – во мне просыпаются три внутренних голоса. У большинства нормальных людей внутренний голос один, и называют его интуицией. Бывает, что голосов два, и, если они между собой не договариваются, случается раздвоение личности. Мне повезло… внутренних голосов целых три штуки, но они настолько разные, что не мешают друг другу.

Голос номер один, солнечно-оранжевого цвета, всегда может надавить на остальные два своей рассудительностью и здравым отношением к жизни. Сейчас он подсчитывал расходы на экспедицию и предполагаемую выгоду.

Второй мой голос – сентиментально бирюзовый, эдакий эмоциональный мазохист и классический гуманист. Сейчас он ненавязчиво рекомендовал перестать маяться дурью, а, наконец-то схватить Кирилла за руку и увести за соседнюю сопку, прихватив одеяло, чтобы местная жесткая флора не впивалась нам по очереди в спины.

Третий голос, зевая, нудно настаивал: «наесться до отвала, крепко выпить и залечь спать». Болотно-зеленый, требующий спокойствия и сытости, его можно назвать трусливой ленью. Сейчас он гундел насчет Кирилла: «Губы не раскатывай, не подходящий момент, толстуха».

Всепоглощающе вкусный запах шашлыка вызвал сильнейшее чувство голода и на время заткнул все мои внутренние голоса. Все-таки приготовление еды на свежем воздухе – особый вид кулинарии. Угли костра дожаривали на шампурах нежное замаринованное мясо и жар щипал решетку-барбекю, с крупно нарезанными баклажанами, помидорами, луком и желтым болгарским перцем.

Толик разложил по эмалированным мискам шашлык. Кирилл с хрустом вскрыл трехлитровую пластиковую бутыль вина, купленную на рынке у молдаван, и налил в пластиковый стакан густую красную «Изабеллу».

Я надкусила сочный теплый кусок мяса и промычала:

– Какой же кайф, мальчики, я почти счастлива.

Кирилл, не отрываясь, выпил половину вина из стакана.

– И чего тебе не хватает, Манюня?

– Денег, мой дорогой, денег, – пожаловалась я.

Кирилл неспешно долил себе «Изабеллы». Каждый его жест необычайно изящен. Длинные худые пальцы, смуглая гладкая кожа рук под белой футболкой. Широкие плечи, профиль былинного русского красавца… Смотрела бы и смотрела.

– Мань, очнись, вино будешь?

Голос номер три завопил, зеленея от нетерпения: «Мне пол-литра! А лучше литр!»

Я представила, что со мной будет после выпитого вина… Мой организм не привык к алкоголю и мог повести себя неадекватно.

Вдруг не смогу себя сдержать, начну сопливо признаваться Кириллу в любви, а он, стыдясь своего равнодушия, станет оправдываться, почему с его стороны никаких чувств ко мне у него нет и быть не может… Мое самолюбие этого не вынесет… А я, обидевшись, запросто могу и в глаз дать.

– Нет, Кирилл, я буду очень крепкий чай. А вино пей один. И пора ехать, еда и время на исходе.

Доев своё мясо, которое Толик брал из миски пальцами, и, зажевав сочным обжаренным баклажаном, довольно сощурил глаза и сытым голосом похвалился:

– Пока вы ковырялись в болоте, я, бляха муха, напили ещё сорок две баклуши по метру длиной. Два диска затупил, японские, в ядрёные острова их промышленность.

– Молодец, Толя, – от души похвалила я.

Мой черный джип-кроссовер «Мерседес» спокойно наворачивал километры, пренебрегая неровностями треснувшего от старости асфальта. Глаза слипались, но я крепилась. Оранжевый голос внушал, что расслабляться еще рано.