Алан Банкер - Долина скорби

В словах Аддерли была доля правды, ибо «Южный крест», прежде известный добротным элем и гостеприимством хозяина, переживал не лучшие времена. Находясь в стороне от оживленных улиц, посреди вонючего рва и убогих домишек бедноты, таверна была местом, куда стекались самые отъявленные негодяи, спасавшиеся от королевского правосудия. Через нее же пролегал и путь контрабандистов, доставлявших в верхнюю часть Миддланда товары из стран, лежащих за Бескрайним морем. Но, куда страшнее был местный сброд, изводивший со свету всякого, в ком можно было уличить человека добрых правил. Лучшее, чем могла закончиться встреча с местными обитателями – это ограбление и посрамление, когда путника могли раздеть догола и на потеху толпе прогнать к Южным воротам. Худшее – кинжал в спину или сброс в крепостной ров, что было равносильно смерти, ибо вылезти изо рва, полного дерьма и прочих нечистот, несчастный был не в силах.

– Ты прав, но…

Входная дверь с грохотом отворилась, и в таверну ввалились братья Савьер, известные в прошлом разбойники, теперь же состоящие на службе Ее Величества.

– Хозяин, подай эля! – заорал Анри, опираясь на плечо младшего брата.

– И по больше! – поддержал Арьен, чей голос походил на скрип несмазанного колеса.

– Приветствую вас, – сказал Блоссом, натянув на лицо приветливую улыбку.

Поднявшись навстречу гостям, он щелкнул пальцами и указал им на стол возле окна. Джими, в иных случаях не особо расторопный, в этот раз оказался на высоте. Однако гости не спешили принимать приглашение хозяина. Почесывая шею, Анри, в котором росту было под семь футов, оглядывал присутствующих с таким любопытством, будто раздевал их догола. Его налитые кровью глаза словно говорили,

что связываться с ним себе дороже, а кулаки и ходившие ходуном желваки только подтверждали это впечатление. Арьен же, тощий, как доска, напротив, не выказывал никакой агрессии. Быть может тому причина взгляд, который невозможно было уловить, а может быть его неприглядный вид: лопоухий, косоглазый, с руками разной длины, он походил на уродца, которыми так полна Хирамская земля. Если Анри был воплощением молодого дуба, то Арьен был воплощением болотного деревца, невесть откуда взявшегося в сосновом бору, в котором все деревья как на подбор – высокие и стройные.

– Не изволите пройти к столу? – спросил Блоссом, прервав затянувшуюся паузу.

Таверна ожила.

– Изволим, – ответили братья в голос и прошествовали к столу.

Усевшись на скамье, Анри расстегнул на себе куртку и пригубил

кружку, как на его лице проступила гримаса недовольства.

– Хозяин, что за дерьмо!? – вскричал он и одним движением руки

смахнул кружки со стола.

– Хозяин, поди сюда! – махнул хозяину Арьен, который в отличие от брата так и не отведал эля.

Голоса в таверне затихли.

– Что угодно, господа? – спросил Блоссом, подойдя к братьям.

Улыбка, не сходившая с его лица, точно маска на лице актера, оставалась на своем месте.

– Брат, ты это слышал?

– Он спрашивает, братец, что нам угодно?

– Раз спрашивает… вот, моему брату угоден самый лучший эль, какой только может сыскаться в этой дыре. Мне же угодно посмотреть в твои глазенки, когда я вырежу на твоем лице вечную улыбку.

Поднявшись, Арьен вытащил из-за пояса нож и принялся играть им перед глазами Блоссома.

– Эй, братец, попридержи лошадей! Если ты его осчастливишь, то видят Боги, эля нам не видать, как своих ушей.

– Нет у него хорошего пойла, и никогда не было, сколько сюда не хаживал!

Сплюнув, Арьен осклабился и прикоснулся кончиком ножа к правой щеке хозяина.

– Да подожди ты! Помнится, когда-то в этой дыре подавали добротный эль, не так ли, хозяин?

– Все так, – ответил Блоссом, не отнимая взгляда от ножа. – Вы правы, во всем правы, ибо вашими устами говорит истина!

– В чем прав? – спросил Анри. – В том, что твоя дыра славилась добротным элем, или в том, что твой эль – полное дерьмо?

Не зная, что отвечать, Блоссом впал в оцепенение. Как он не силился, ничего путного не мог придумать. То, что эль был со вкусом дерьма, он прекрасно знал, ибо часто слышал недовольство клиентов. Одни говорили, что эль здесь не причем, ибо вкус дерьма от того, что поблизости крепостной ров. Другие рассуждали иначе, мол, вкус дерьма из-за ячменя, взращиваемого на южных окраинах, куда и стекается все дерьмо Миддланда. И те, и другие были далеки от правды, и только Блоссом знал ее во всей красе.

– Мой господин, – ответил Блоссом, придя в себя. – Я хотел сказать, чтобы вы не сказали, вы во всем правы. Жизнь такова, что приходиться терпеть присутствие дерьма.

– Брат, он нас дерьмом назвал!?

– Остынь, братец, хозяин не то хотел сказать, верно?

– Да, господин… я хотел сказать, что дерьмо из крепостного рва перебивает вкус эля, это и есть причина.

– А я слышал иное, – парировал Анри, бросив недобрый взгляд на Джими. – Что твой гаденыш пописывает в эль, что на это скажешь?

Услышав такое, клиенты отставили кружки и обратили взоры на мальчишку, стоящего у прилавка, нервно теребя в пальцах полотенце не первой свежести.

– Это неправда, – мотнул головой Блоссом, и в тот же миг его лицо исказила гримаса боли, а на щеке проступила ранка.

– А мне, брат, этот гаденыш никогда не нравился.

Отняв руку с ножом от щеки хозяина, Арьен шагнул в сторону мальчишки, на котором лица не было: бледный, с трясущимися губами, он с ужасом глазел на младшего из братьев. Клиенты, все, как один, поднялись из-за столов и вперили гневные взгляды в хозяина и его помощника.

– Оставьте мальчишку в покое, он здесь не причем! – крикнул Блоссом и метнулся вслед за Арьеном, как его пыл охладил нож перед глазами.

– А вот мы сейчас все и узнаем.

Ухмыльнувшись, Арьен опустил руку и обернулся, дабы исполнить угрозу, как ему дорогу преградил лорд Аддерли.

– О, Боги, да у тебя заступник! – воскликнул Арьен.

– Сделаешь шаг, пожалеешь, что уродился на свет божий, – обронил Аддерли.

– Ух, какой грозный! – воскликнул Анри, с грохотом встав из-за стола.

Подойдя к Аддерли, он наклонил голову, стараясь заглянуть в его глаза, но, ничего, кроме усов и бороды не разглядел.

– Если уберетесь сейчас, я забуду все, что здесь случилось.

– Да ты, мать твою за ногу, наглец! Моя сестрица так и просится на волю, дабы опробовать твою башку на прочность.

Осклабившись, Анри положил руку на рукоять дубинки, висевшей на его поясе.

– В последний раз говорю – уберетесь, забуду все.

Подняв руки, Аддерли откинул капюшон, чем вверг братьев и прочих присутствующих в крайнее изумление.

– Аддерли, – обронил Анри.

– Для тебя, пес паршивый, милорд, – процедил Аддерли.

– Да, милорд, извините, милорд, – промямлил Анри и поспешил поклониться в пояс.