Алан Банкер - Долина скорби

– Клодия, Клодия, беда с отцом!

Открывая глаза, она видела перед собой брата, смотревшего на нее испуганным взглядом.

– Что, что с отцом? – вопрошала Клодия каждый раз, хватая брата за плечи.

– Беда…

– Что за беда!? – кричала она, встряхивая брата так, что тот вопил от боли.

– Ты мне делаешь больно! – отвечал мальчишка, предпринимая вялую попытку освободиться.

Не добившись своего, он вздыхал и рыдал навзрыд, сотрясаясь

всем телом. Слезы стекали по его щекам, прочерчивая кривые линии, точно горный ручей, бегущий среди камней.

– Прекрати, – оброняла Клодия, опуская братца. – Говори, что с отцом!

– Змея…

– О, Боги, – шептала Клодия, вспоминая отцовское наставление: «Нос не задирай, ибо неизвестно, что в траве таится. Гляди в оба, а как услышишь шепот смерти, беги, беги быстрее ветра!»

Следом тело Клодии пронимало дрожью, а ее братец всхлипывал, готовый разразиться горным водопадом. Отвешивая брату оплеуху, дабы он взял себя в руки, она хватала его за руку и бежала на сенокос. Протискиваясь в центр толпы крестьян, она представала перед бездыханным телом отца. Он лежал на спине, согнув левую ногу под себя и вытянув правую руку в сторону, будто указывая на что-то. На его губах пузырилась пена, а веки были полузакрыты. На оголенной правой ноге, чуть ниже колена, виднелись две ранки, и темная, застывшая струйка крови.

– Крепись, девочка, – раздавался глухой голос за ее спиной. – Боги были столь милосердны, что подарили твоему отцу быструю смерть.

Оборачиваясь, она нос к носу сталкивалась с дядей Арленом, статным мужчиной с редкой проседью в волосах, приходившимся ее отцу старшим братом. Узрев слезы на глазах племянницы, он, было, протягивал к ней руки, чтобы обнять, но, в последний миг передумывал.

Ничего не отвечая, Клодия падала на колени и подносила руку к глазам отца, а затем отдергивала ее, не смея прикоснуться – ей казалось, что если она это сделает, то отец обратится в прах и растворится в воздухе.

«О, Боги, – поднимала она взгляд к небу, – Как же я хочу посмотреть в глаза отца, взять его за руку, поцеловать в лоб и провести ладонью по волосам, таким мягким и волнистым, как колосья пшеницы…»

На этой мысли сон Клодии всегда обрывался, то от крика дозорного, то от собачьего лая, то от колокольчика, безумного трезвонившего у изголовья кровати. Последнее всегда означало одно – Ее Величество немедленно хочет видеть ее в своих покоях.

Вот и на сей раз причиной пробуждения стал звон колокольчика. Открыв глаза, Клодия потянулась, приподнялась на локтях, ощутив тяжесть в голове. Скосив глаза на колокольчик, надрывающийся так, будто торговец, зазывающий прохожих к своему прилавку, она улыбнулась и неспешно поднялась. Поправив на себе платье, Клодия наклонилась и привела в порядок покрывало на кровати. Выпрямившись, она набрала воздуха в легкие, выдохнула и направилась в покои Ее Величества, находящиеся по соседству с ее комнатой.

Опочивальня Ее Величества, поражающая взор размерами и роскошью убранства, могла вобрать в себя дюжину комнатушек Клодии. Первое, что бросалось в глаза, это огромная кровать из красного дерева, находящаяся посередине опочивальни. Покрытая белоснежной периной и разноцветными шелковыми подушками с золотыми кисточками, она покоилась на мраморном постаменте. Четыре золотых столба, поддерживающие балдахин из пурпурного бархата, напоминали болотные деревца, поражающие взор витиеватыми корнями. Со стороны могло показаться, что пни ногой один из этих столбов, и балдахин похоронит под собой Ее Величество,

но, то было обманом зрения. Герб дома Бланчестеров в виде черного

орла в желтом поле, держащего в лапах черную двухмачтовую галеру, вышитый золотыми нитями на внутренней стороне балдахина, видимо, должен был напоминать Ее Величеству о происхождении и перипетиях, что произошли с ее предками. Над изголовьем кровати торчал эфес двуручного меча, к которому была прикреплена железная корона – точная копия короны короля Аргуса, хранившейся в Белой башне Королевского замка. Представляя собой железный обод с семью длинными зубцами, корона висела с наклоном в сторону высокого, с человеческий рост, витражного окна, находящегося по левую руку от входа. Наполовину закрытое плотными бледно-зелеными шторами с золотой бахромой, окно пропускало солнечные лучи, наполняющие опочивальню причудливым, наполненным красками радуги, насыщенным светом. Низенький столик из эбенового дерева, примостившийся у окна, казался еще чернее, от чего он был почти невидим глазу. Стены были украшены богатыми гобеленами с изображением сцен охоты. Фигуры охотников и собак казались выпуклыми, ибо были вышиты серебряной нитью. На полу лежали ковры, в которых ноги утопали по самую щиколотку. Изображения танцовщиц, развлекающих охотников у костра, разбавляли красками унылый вид беломраморного пола, хотя смотрелись в королевских покоях более чем странно. Потолок, напротив, был украшен одной огромной фреской, на которой была изображена королева Ада, идущая по Торговой улице Миддланда, усыпанной цветами. На эту улицу указывал Храм Хептосида, на который был устремлен взгляд королевы. Держа в руках ломоть хлеба и оливковую ветвь, она шествовала в золотом одеянии, за которым тянулся длинный шлейф. Многочисленные подданные, встречающиеся на ее пути, ликовали, подбрасывая в воздух головные уборы, а воины сотрясали оружием, будто справляли победу над врагом. Богатые дома, которых было вдоволь на Торговой улице, сияли золотом, от чего могло показаться, что это вовсе не Миддланд, а Град Божий, воспетый в песнях, посвященных подвигам Великих королей. Последним штрихом к опочивальне была стена за кроватью Ее Величества, украшенная изразцами, которыми обыкновенно украшивают стены Божьих домов. Небольшой, восемь на двенадцать футов кусок стены с первого взгляда сбивал с толку. Если смотреть на него с порога опочивальни, то перед глазами вставала картина с множеством незамысловатых узоров, суть которых была неподвластна разуму. Если присмотреться,

то улавливались очертания человеческих фигур, а при ближайшем рассмотрении взору представал король Аргус, сходящий с галеры на берег в сопровождении дюжины воинов. То была картина, посвященная высадке короля Аргуса у Драконьего мыса, положившей начало Срединному королевству.

– Негодная девчонка! – крикнула с кровати королева Ада, завидев Клодию на пороге. – Опять спишь? Вот возьму и отдам тебя псарям, глядишь, может, и поймешь, почем фунт масла!

Королева Ада имела такую привычку, как пребывать в дурном расположении духа, ибо по любому поводу выказывала недовольство. То погода плакучая, от которой впадала в смертную тоску и металась по опочивальне, точно косуля, загнанная охотниками в западню. То взгляд, в котором не видела восхищения, ибо считала себя красавицей и утонченной леди, как и подобает королеве из дома Бланчестеров. То сущая безделица, как-то сломанный зубец у Ее Величества гребешка, как называли золотой гребешок – подарок ее супруга, и ныне покойного короля Вилфрида. Были и другие, куда более важные причины, по которым королева впадала в дурное расположение духа. И, первым в их ряду стояло пророчество о Западной звезде, вторая часть которого гласила, что со смертью королевы, убиенной рукой сына своего, падет и дом Бланчестеров. И хоть в пророчестве имя королевы Ады не упоминалось, она в него