Игорь Сдобников - Ожившие мертвецы. Начало

– Толпа…ворвались…Рому в клочья…говорила ему…

Помешал слушать Редькин, неслышно как оказавшийся рядом и хмыкнувший в самое ухо:

– Ну что, теперь и ты убийца!

– А ты где был? – огрызнулся Миша.

– Всё, ша! – прикрикнул на них Филиппов. – Вы двое на фильтрацию, ужинать и спать, а завтра разберёмся!

Так называемая фильтрация очень напомнила осмотр у дерматолога. Доктор велел раздеться донага и тщательно осмотрел поверхность кожи. Скучную процедуру неожиданно скрасил Лёха, хоть и шутил бородато и плоско, вроде: «Доктор, ягодицы раздвигать? Прошлый раз у меня отсрочкой пахло!», «не подходите близко, после вахты у меня на всё живое непроизвольная эрекция!». Потом их отвели в спортзал, где, как оказалось, жили люди. От увиденного обалдел даже Мякинин, никак не могущий отвлечься от мыслей о семье: зал напоминал небольшое индейское поселение. Вдоль и поперёк зала были натянуты верёвки, на которых висели шкуры и одеяла в качестве ширм, разделяющих комнаты. Весёлые сорванцы со смехом носились, врезаясь в мягкие «межкомнатные» стены, недалеко кто-то перебирал струны гитары. На потолке вместо ламп дневного света мягко по-барному лучились светодиоды. Настоящий постапокалиптический сюрреализм.

– А что, классов на всех не хватило? – спросил Миша сопровождающего их уже знакомого Серёгу.

– И да и нет, – ответил тот. – Здесь гостиница, а также казарма для тех, кто теперь боится закрытого пространства, а таких, поверь, теперь много, после того, как ожившие ловили их в тесных квартирах. Пойдём, покажу вам ваше лежбище.

– Я с ним рядом спать не буду! – напомнил о себе Редькин, кивнув в сторону Мякинина.

– Тебе и не потребуется, – хмыкнул Серёга. Он отвёл Редькина по «коридорам» к дальней от входа стене, где была огорожена маленькая комнатка, которую почти всю занимала надувная кровать, застеленная оленьей шкурой и стёганым одеялом.

– Ого, ничё так шконяра! – сказал Редькин, плюхаясь на матрас.

– Не шуми, люди кругом, – пристрожил Серёга.

– А я не человек? Давай, вертухай, задёргивай вход, спасибо за номер!

– Пожалуйста!

Серега вернулся к Мише, торчавшему у входа и всё ещё с интересом разглядывавшего «стойбище».

– Ты где взял этого придурка? – спросил Мякинина Серёга.

– Сам удивляюсь. Где мой вип-номер? Мне желательно с мини-баром.

– Э нет, – замотал головой провожатый, – тебя Виталик ждёт. Сказал этого клоуна уложить, а тебя привести. Пообщаться он хочет зачем-то.

Мякинин даже обрадовался, оставаться наедине с беспокойными мыслями хоть и в довольно бодрой «гостинице» он не хотел и возможно боялся, поэтому лишних вопросов задавать не стал, а просто пошёл за Серёгой тёмными коридорами.

Виталий сидел в учительской за столом, на котором тонкой невидимой в темноте струёй через узкогорлое стекло, чадила керосиновая лампа, заправленная каким-то жиром, специфический запах которого плавал по кабинету.

– Через две минуты отключат генераторы, – пояснил он, кивая на лампу. Серега вышел, Филиппов показал на стул:

– Присаживайся.

Мякинин развалился на стуле, забросив ногу на ногу.

– Мы не договорили там в каморке, – начал Виталий и неожиданно спросил:

– Знаешь, кто была раньше та женщина, которую ты убил? Её звали необычно: Камила. Она работала медсестрой в больнице, там, по-видимому, её укусили. Она обратилась и укусила мужа. Потом они вместе сожрали своего малолетнего ребенка. Я тебе об этом рассказываю, потому что ты уже всё видел и воспримешь правильно мои слова. Это уже не люди, это существа. Злые и хищные.

Виталий добавил с улыбкой:

– Но Камила была девкой фигуристой при жизни!

– Я обратил внимание, – согласился Миша.

– Ты некрофил?

– Ещё пока нет. Но я не знаю, как там с женщинами на Материке.

Филиппов снова улыбнулся:

– Тебя не проймёшь! Ты не из бывших случайно?

Мише сразу стало понятно, что Виталий имел в виду не уголовников, ни чиновников, а именно себе подобных оперов.

– Из них. Четыре года в уголовном розыске, потом почти год в УЭБе.

От Мякинина не укрылось, как Виталик обрадовался, что не промахнулся с выводами о сидящем перед ним собеседнике.

– Чего ушёл?

Миша, размышляя: стоит ли открывать душу мало знакомому парню, шумно фыркнул носом, решился. Да, собственно, рассказывать особо было и нечего: родился и жил в Удельной Раменского района Московской области, женился, родился сын, подрос, жена умерла, с органов ушёл из-за того, что и дома не бывает и зарплата маленькая.

– Жилья своего нет, живём с сыном с родителями, кредитов ещё с женой набрали, с банком до сих пор расплачиваюсь. Всё как у большинства нашего нищего российского населения. Обычный маргинал и неудачник, – Заключил Мякинин, глядя прямо в глаза Филиппову, заволоченные мраком комнаты. Виталий неожиданно усмехнулся, поднялся из-за стола, полез куда-то в шкаф, загремел стеклом. На столе оказалась початая узкогорлая бутылка коньяка, пара стопок и плитка шоколада в цветной обёртке.

– Это как сказать, – ещё раз усмехнулся Филиппов, разливая цветную жидкость по стопкам, – теперь нет ни банков, ни ССБ, ни «красных», ни «чёрных» зон, ни президентов, ни правительств, ни закона. Сволочное прошлое, мрачное настоящее и ещё более мрачное будущее. Давай за то, чтобы будущее было лучше прошлого!

Понял или нет Филиппов то, что хотел сказать или недосказал Мякинин, Миша так и не догадался. Но хотел верить, что понял. А не досказал многое: что больно было смотреть, что жируют как раз жулики и беспринципные негодяи, а честные остаются за бортом этой жизни. Недоноски, возросшие из самой низовой браги и в другое время оставшиеся бы на самом дне, упивались своим величием, без всякого снисхождения топча тех, кто находился ниже. Вся эта негласная кастовость, российские кшатрии и брахманы, которую старательно не замечала чернь, пока это её не касалось. Мякинин сосредоточился на воспитании сына, замыслив, чтобы его ребёнок ни в чём не нуждался в будущем.

Филиппов также рассказал о себе кратко, и не потому, что хотел что-то скрыть, просто новые знакомцы никак не могли перейти к главной теме разговора. Рос Виталий в Талнахе под Норильском в семье военного. Потом отца перевели дослуживать на материк, школу Виталий оканчивал уже в подмосковной Заре. Потом армия, потом полтора года в ФСБ в наружном наблюдении, потом через увольнение поступил на службу в нарьянмарский УР. На Север его всегда тянуло…

– На чём я остановился, когда рассказывал про вирус? Ах, да: в густонаселённой Европе, Индии и Китае этот ад начался быстро, у нас и США всё случилось медленнее. Затем вирус исчез, будто выбрал себе достаточно носителей и стал распространяться только через укусы. К примеру, до нас он не дошёл, но ожившие, прибывшие с материка, наделали достаточно себе подобных. Их же клали в больницу, таскали в околоток, они ходили на работу и просто по городу. У нас было чуть более двадцати тысяч населения, оживших сейчас тысяч семь-восемь. Остальные: кто умер, кого сожрали, кого-то убили, кто-то (живой) сбежал. Кроме нашего есть ещё так называемые «очаги сопротивления». Я не знаю, сколько людей осталось вообще. Может быть тысячи четыре вместе с женщинами и детьми, может меньше. У нас здесь семьсот двадцать три человека и в неделю пополняется ещё в среднем на десять. Но всё меньше тех, кто до сих пор отсиживался по квартирам и домам, они либо мертвы, либо уже с кем-то объединились.