Игорь Сдобников - Ожившие мертвецы. Начало

– А пилоты? – недоумённо прервал рассказ Мякинин. – А пилоты тоже были зомби?

– Нет, – покачал головой Филиппов, – пилоты были обычными гадами. Страна перестала рожать героев, они знали, что происходит на борту и, вместо того, чтобы обрушить полный самолёт оживших где-нибудь в тундре, выгрузили его в аэропорту.

– Всякая тварь жить хочет! – философски заметил Редькин.

– Ага, – согласился Виталий, – только пилоты те долго не прожили. Они успели уехать с теми, кто эвакуировался с аэропорта, а потом обратились в самом Нарьян-Маре, хотя, как они утверждали в машине, их никто не кусал. Они заперлись у себя в рубке, а ожившие просто не успели к ним проломиться.

– Постой-ка, – нахмурился Мякинин, – ты хочешь сказать, что все, кто остался на материке, обратились?

Напряжение в голосе Миши заставило напрячься даже пожизненного пофигиста Редькина.

– Это вряд ли, – уверенно качнул головой Филиппов. – Я недорассказал, у нас перед этим ещё самолет был, как раз за неделю. Люди, что на нём прилетели, смотались с Материка аккурат перед беспорядками. Большинство из них превратились в зомби, но были и те, кто остались людьми. Их точно никто не кусал.

Виталий замолчал. Было непонятно, то ли он ещё хотел что рассказать, то ли увидел, что слушателям стало не до него. Мякинин сидел, уставившись куда-то сквозь стену каморки, Редькин тоже развращённым умом думал о чём-то своём, крутя головой то влево, то вправо, то задирая лицо к потолку. Филиппов не нарушал паузу, дожидаясь, когда услышанное ими невероятное дойдёт от ушей к мозгу. Наконец не выдержал, выдернул Мякинина из раздумий:

– У тебя родня?

Миша кивнул.

– У меня тоже отец с матерью в Гатчине, – поддержал Мякинина Филиппов, – а здесь жена с двумя дочерьми.

– У меня сын, жены нет, – тягуче медленно произнес Мякинин и покосился на Редькина, не хотелось изливать тяжёлую душу при этом покемоне.

Ни Виталий не успел ответить, ни Лёха не успел сострить, чтобы затроллить Мякинина – где-то во дворе глухо ухнул выстрел, за ним ещё два один за другим. Все трое, схватив куртки, рванули через дверь каморки. Пока рысили сумрачными школьными коридорами и рекреациями, Филиппов коротко пояснил:

– Мы запрещаем стрелять, чтобы не привлекать оживших. Значит, что-то чрезвычайное случилось!

Мякинин забирался за Филипповым на снежную стену, осклизаясь на отяжелевших весенних вырубленных в сугробе ступеньках. Охотники на стене, рассредоточившись не более чем не мешать друг другу, тщательно выцеливая, стреляли по кому-то по ту сторону стены из карабинов. Миша отошел в сторону, чтобы не мешать, посмотрел за стену и почувствовал внутри холодный тяжёлый удар сердца: по дороге, ведущей от домов к школе, бежала женщина с ребенком лет может быть семи-восьми. Расхристанная, со сбившейся набок с шапкой, как в фильмах про войну. Бежала – это сильно сказано, скорее быстро волоклась, помогая идти вусмерть уставшему орущему от страха ребенку – нести его, видать, сил уже не было. Ожившие, особей двадцать с лишним, возбуждённо рыча, нагоняли её, защитники, с весело-злобными матюгами стреляли по мертвецам, довольно часто попадая в туловища, лишь заставляя дергаться зомби. Лишь ближний к Мише мужик «ремингтоном» с оптическим прицелом ловко вышибал мозги из мёртвых черепов.

– Отставить стрелять! – заорал Филиппов. Сам ринулся вниз к тем защитникам, что отволакивали трубы от ворот, чтобы выбежать навстречу женщине и помочь ей. Мякинин побежал за ним, схватив по дороге воткнутый в сугроб обрезок арматуры – их было вокруг натыкано немало, видно так делали, чтобы хоть какое-то оружие было под рукой, а может, собирались использовать как колья у стены.

Ворота не успели полностью распахнуться, как защитники бросились наружу в помощь женщине. Впереди бежали два мужика, за ними – Виталий, потом Миша, стараясь не отстать от Филиппова. Начинались длинные северные сумерки, и Мякинин ясно мог различить быстро волочащих ноги, почти бегущих навстречу мертвецов.

Защитники промчались мимо рухнувшей на снег совсем обессиленной женщины, сошлись в рукопашную как некогда древние люди за тысячи лет до этого, с яростными криками, с секущим звуком железа, режущего плоть.

Мише ближе всего оказалось существо, бывшее когда-то женщиной, с почерневшими то ли от грязи, то ли крови волосами и нельзя было понять, стара она была при жизни или молода, красива, или безобразна. Жёлтые раскорявленные зубы в опухших дёснах клацали, будто пробуя на вкус запах живой человечины. И не он на неё напал, замешкавшись на секунду от растерянности, а она на него. Миша, чуть уйдя с линии атаки, вполсилы ударил её арматурой по лицу. Край закалённого металла порвал кожу на серой щеке, оставив рваный неживой чёрный след. Зомби не разозлилась, не почувствовала боли, просто продолжила, рыча, тянуть мёртвые руки к Мякинину и упорно наступать. Миша отвёл в сторону арматуру и, уже не как дубиной, а как дротиком, ударил ожившую в лицо. В последний момент предательская мысль, что бьет человека, отвела арматуру вниз, раздался противный хруст проламываемой грудины. И снова никаких эмоций, кроме жажды нечеловеческого голода. Мертвец потянулся к Мякинину, крепко уцепился за куртку, всё глубже насаживаясь на арматуру. Зубы щёлкали почти у самого лица, рот обдавал смрадным дыханием, Миша замотал арматуру от себя влево-вправо, уворачиваясь от зубов, заодно пытаясь освободить оружие. Моталась и зомби, не отпуская добычу и увлекая за собой Мякинина. Миша понимал, что упади он первым – ему конец, ожившая дотянет до него.

Хорошо, что женщина была при жизни довольно стройной, а значит легче Мякинина раза в полтора, поэтому он смог свалить её. Оттолкнувшись ногами от земли, ему удалось вырваться, оставив в руках зомби кусок рукава, и вырвать арматуру. Разбуженные древние инстинкты самосохранения отбросили предательскую жалость и губительную мораль, и следующий удар пришелся прямо в глаз ожившей. Арматура насквозь пробила череп, брызнула чёрная мёртвая кровь. Миша сглотнул подступивший к горлу ком.

– Долго возишься, было бы их больше, уже бы сожрали тебя! – сурово-наставительно заметил один из защитников. Мякинин промолчал, приходя в себя от схватки и осматривая непривычное для себя поле оконченного боя с мертвецами. Остальные, подобрав женщину и ребенка, споро несли их к школе-крепости. Виталий, обернувшись к Мише, указал ножом в сторону домов, откуда лезли на ужин один за другим десятки оживших, гул от их глоток сливался в один сплошной рык.

– Глянь, полезли твари! Завтра снова уводить их придётся. А может и сегодня, если успеем, пусть их побольше соберётся!

Ворота закрыли, снова подперев их стальными трубами. Женщина рыдала навзрыд на плече у седого защитника, сквозь её рыдания Миша смог только разобрать: