Олег Крюков - Приключения кирасира Стрешнева

Монахи, завидев офицера-кирасира, удивлённо воззрились на всадника.

– Что братья, за два года отвыкли от военных?

– Так вас в здешних чащобах и в двенадцатом годе не видывали, – отвечал самый молодой. – Ни француз, ни наш брат сюды не добирались.

– Так у вас, стало быть, монастырь недалече? А ночлег одинокому заблудшему путнику дадите?

– Отчего ж не дать, – отвечал тот же.

Остальные четверо безмолвствовали, но к беседе прислушивались. Стрешнев догадался, что братья дали обет молчания.

Монахи двинулись меж деревьев, утопая в снегу почти по пояс. Степан Петрович тронул коня следом.

Монастырь появился неожиданно на холме, окружённом лесом. Освещённый полной луной, он, представляя сказочное зрелище. Деревянная церковь, рядом три одноэтажных строения. Словоохотливый отрок пояснил, что в самом большом живёт братия, то, что поменьше – трапезная, рядом мастерская, где поделки разные творят, да возят в Монастырщину на ярмарку, а раз в год в Смоленск.

– А случилось-то у вас что? – спросил Стрешнев, слушая рассказ подростка.

Не ускользнуло от внимательного взгляда штаб-ротмистра, что у парня в глазах тревога, а то и страх мелькал.

– Прощения просим, но сначала к благочинному, – отвечал тот.

«Дисциплина-то у них армейская», – заметил про себя Степан Петрович.

И оказался прав. Несмотря на то, что случилось что-то из ряда выходящее, суеты среди братии не наблюдалось.

Монахи проводили его в конюшню, которая оказалась трёхстенным пристроем к мастерской. Впрочем, внутри сена было вдоволь, и сухо. Рослый жеребец гордо шагнул туда, даже не взглянув на двух монастырских лошадей, стоявших в стойлах.

В конюшне Степана Петровича нашёл давешний парнишка.

– Благочинный повелел вас накормить и на ночлег пристроить.

– И на том спасибо. Тебя как звать-то?

– Архипкой кличут. Второй год здесь пономарствую. В послушники готовлюсь.

– Ну, а меня Степаном Петровичем зови. Так, что у вас случилось-то?

Штаб-ротмистр взглянул в ночное небо, и увидел её, Вифлеемскую звезду. Перекрестился. Во всю ширь своих богатырских плеч.

В трапезной Степана Петровича ждал ужин. Обеденная зала пустовала, и он уселся за длинный дощатый стол. Молчаливый послушник поставил перед ним деревянную миску с тёплой пшённой кашей, приправленной грибами, крынку со сметаной, по случаю окончания поста, каравай хлеба. Архипка уселся чуть поодаль.

– Значит, говоришь, скит сожгли вместе со старцем, да ещё дьявольскую метку оставили? Садись ближе!

– Нельзя мне, барин.

– Послушание что ли?

Парень кивнул.

– Строгий у вас устав.

– А как же по-другому, барин? Нечистый он, слабину сразу почует!

– И скит тоже спалил нечистый?

– А то кто же?

– А ты, парень, сводишь меня поутру на то место?

– Дык благочинный запрет наложил.

– Да ты, брат, боишься!

– И ничего я не боюсь! – сверкнул Архипка глазами. – А только как я запрет нарушу?

– Ну, давай, веди меня тогда к благочинному. Представиться-то нужно честь по чести.

Благочинный, отец Фёдор, не старый ещё мужчина принял гостя в своей келье, ничем не отличавшейся от остальных.

– Далеко путь держите? – спросил он, благословив коленопреклонённого штаб-ротмистра.

– На Кавказ, батюшка, в Нижегородский драгунский.

– Провинились, значит?

– Был грех.

– Бог судья. А где денщик ваш?

– В Чернигове дожидается.

– А вы, стало быть, в одиночку. На ночлег-то вас определили?

– Спасибо за кров и пищу.

– И вас спаси Господи. Ну, помолясь и почивать! Дело-то к утру движется.

– Слыхал я, беда у вас приключилась? – спросил Стрешнев.

– На всё промысел Божий.

– Дозвольте мне к пожарищу съездить.

– А вам-то это к чему?

– Может, помогу чем. На войне всяким довелось заниматься.

– У нас здесь, сударь, своя война. Тоже брань, но духовная. Вы не обессудьте, но мы своим миром разберёмся.

Он повернулся к углу, где стояла икона Николая Чудотворца, широко перекрестился, творя молитву. Стрешнев понял, что аудиенция закончена.

Первое Святочное утро выдалось солнечным и тихим. Степан Петрович потёр замёрзшее слюдяное окно и увидел за ним подступающий к подошве холма тёмно-зелёный лес. Вековые сосны и мохнатые ели сомкнулись, словно храня зловещую тайну сгоревшего скита.

Стрешнев потянулся, поскрёб пятернёй свой затылок. Откуда у него эта прямо-таки полицейская тяга к раскрытию всякого рода тайн и загадок? Может, надо было не в кавалерию, а в полицию идти? Представив себя в зелёном мундире с красным воротником, он передёрнул плечами, хотя уважительно относился к графу Кочубею [13] Первый русский министр внутренних дел. .

– Однако пора утренние экзерциции делать, – сказал он себе, доставая тяжёлый кирасирский палаш.

Выйдя в одной рубахе из тесной кельи на морозный утренний воздух, принялся разминать кисть, попеременно выписывая клинком восьмёрки то правой, то левой рукой. Левой получалось хуже, потому что давала знать рана, полученная около двух месяцев назад в Саксонии.

Через пять минут Степан Петрович вспотел, удовлетворено воткнул палаш в снег, скинул рубаху и принялся обтираться снегом.

На завтрак гостю подали жбан монастырского квасу, оладьи со сметаной. За столом сидели монахи усталые после ночного бдения, но радостные. Сын Божий родился! Гость чувствовал, как вместе с монастырским квасом в него вливаются силы.

Они вышли вместе с Архипкой.

– Хорошо тут у вас! – с удовольствием вдыхая лесной морозный воздух, молвил штабс-ротмистр. – Пойду-ка, прогуляю своего Серого, – направился он к конюшне.

Отдохнувший конь резво полетел с холма прямо к стене деревьев. Вскоре Стрешнев подъехал к тому месту, где ночью повстречал монахов. Бесснежная и безветренная ночь сохранила следы, уходившие в чащу.

У обгоревших развалин скита он спешился. Мёртвые козлиные глаза безучастно смотрели на него, и Стрешнев подумал, что для роли нечистого это животное явно не годится; глуп, к тому же травояден. Уж дьявол – охотник за людскими душами, если следовать классификации Линнея [14] Карл Линней (1707–1778) – шведский биолог, создавший систему классификации живых существ. , отъявленный хищник. Скорее волк, от клыков которого гибнут в первую очередь больные и слабые. Ежели душа человеческая с червоточинкой, сатане-то и легче прибрать её.

Скит строили как полуземлянку. Вырыли яму в полтора аршина глубиной, где-то в сажень с небольшим в длину и ширину, обложили с четырёх сторон брёвнами. Крыша была видимо, крыта еловыми ветками, полом служила утрамбованная земля.

Степан Петрович скинул прямо в снег зимний сюртук и спрыгнул в пепелище. Он и сам не знал, что надеялся здесь найти. Кончиком ножен принялся ворошить головёшки. Среди них попадались и обгорелые кости. Видимо старца убили или лишили сознания, а потом подожгли скит. А это что?