Олег Крюков - Приключения кирасира Стрешнева

Усадьба появилась внезапно. Занесённая снегом аллея, в конце которой освещаемый полной луной белоснежный особняк с колоннами. И именно к нему вели следы Серого!

Промёрзший до костей штаб-ротмистр приободрился, и направил свои плохо слушающиеся стопы к дому. Он даже стал вполголоса напевать «Прелестную Катрин».

– А ну стой, нехристь!

Из-за дерева вышел мужик в тулупе, наставив на Стрешнева уланский мушкетон [17] Ружьё с расширяющимся на конце дулом, чтобы стрелять дробью. .

– Какой же я тебе нехристь, дядя? – отвечал Степан Петрович. – Ты что, своих не узнаёшь.

– Свои в лесу по ночам не ходют, – резонно заметил мужик, не спуская с кирасира настороженного взгляда.

– А барин у тебя, дядя, имеется?

– А как же без барина-то? Без барина нам никак нельзя. Токма у нас барин помер давно.

– Вот как? И давно вы, болезные осиротели?

– Скажешь тоже, осиротели! И ничего мы не осиротели! Потому как барыня у нас есть.

– Ну, давай, веди меня к своей барыне!

– Ишь, чего захотел! В такую-то пору почивать госпожа наша изволит.

И то верно, на дворе-то ночь-полночь! Стрешнев как-то за своими авантюрами и забыл об этом.

– Так что же, дядя, так и будешь меня на морозе держать?

– А ты точно, не хранцуз?

– Да какой же я тебе француз? На, смотри!

Степан Петрович плохо слушавшейся рукой достал из-за пазухи нательный крестик.

Мужик впился в него дальнозоркими глазами.

– Точно, наш, православный! Ну, пошли, чего сопли-то морозить!

Он повёл офицера во флигель, стоявший в глубине заснеженного сада.

– Ты уж, ваше блаародь не серчай! Спасу тут не было от шаромыжников [18] Так русские крестьяне в 1812 году прозвали деморализованных, отступающих из России французов. По первым двум словам, с которыми те обращались «cher ami» – дорогой друг. , прости Господи! Не поотвыкли исчо.

– А тебя как зовут-то, дядя?

– Тихоном кличут.

– А скажи-ка Тихон, к вам конь не забегал? Рослый такой, голштинской породы.

– Много тута всякой твари Божьей ходит, – уклончиво отвечал Тихон. – Вот, давеча к барыне инок на полудохлой кляче притащился.

– Давеча, это когда? – насторожился Стрешнев.

– Аккурат, барыня ко сну отходить собирались. А тут он. Грит, по срочному делу.

– Так может барыня ваша и не спит ещё? Я-то тоже по срочному.

– Да уж с час как окна погасли. А Марфуша монашка энтого в гостевую отвела. Сам видал.

Он открыл перед гостем дверь.

– Милости просим. Да ты не переживай, ваше блаародь! Сейчас збитня горячего отведаешь, поспишь. А с утра Марфуша барыне доложит. Барыня у нас рано встаёт.

Вскоре Степан Петрович сидел у жарко натопленной печи и пил обжигающий пряный напиток. Тихон рассказывал ему о том, какое богатое у них имение, какая барыня радетельная хозяйка, но вскоре заснул на лавке, укрывшись своим тулупом, оглашая комнату заливистым храпом.

Штаб-ротмистр спать не собирался. Человек, похитивший бумаги был совсем рядом.

Он извлёк из кармана родительский брегет. Механизм показывал второй час ночи. Глянул на спящего Тихона, не притворяется ли? Похоже, тот действительно спал. Мерно вздымалось и опускалось тело под тулупом, рука безвольно свесилась с края лавки.

Степан Петрович неслышно поднялся, надел сюртук, сунул за пояс Милотту, а палаш подмышку. Дверь предательски скрипнула, Тихон тут же приподнялся на своём ложе.

– Ты куда, ваше блаародь?

– На двор я, – отвечал кирасир, пряча за спиной палаш. – Ты спи!

– А-а-а. Как выйдешь налево, да вдоль орешника держись. Тама нужник.

Отогревшийся штаб-ротмистр вышел, с удовольствием вдохнув морозный воздух. Ах, до чего прекрасна русская зимняя ночь! На небе россыпи звёзд, и Стрешнев стал искать Вифлеемскую. Снег под луной искрится. Всё дышит первозданной чистотой.

Но хватит лирики! У него два важных дела. Первое не составило для кирасира труда, нужник он нашёл быстро. Пора приниматься за второе.

Окна барской усадьбы были темны, как глаза молодой лезгинки. Кирасир отступил на три шага и оглядел особняк. Такие строили лет шестьдесят тому, во времена матушки Елизаветы [19] Елизавета Петровна – российская императрица (1741–1762). .

На самом верху, в оконце мезонина теплился огонёк. Может Марфуше не спится?

С парадного крыльца было заперто. Он обошёл дом и обнаружил вход для прислуги.

Здесь, к счастью, дверь была смазана, потому отворилась без скрипа. Штабс-ротмистр вошёл в тёмный коридор. Шпоры он отстегнул ещё во флигеле и теперь шёл в темноте, держась за стену, стараясь ступать неслышно.

Коридор вывел его в круглую залу, откуда в свете луны, смотревшей в большое французское окно, была видна лестница, ведущая наверх.

Наверху была комната, из-за двери которой пробивался свет, были слышны голоса. Мужской голос раздражённо говорил по-французски:

– За те деньги, которые я вам заплатил, вы должны снабдить меня самыми быстрыми лошадьми. Послезавтра, вернее уже завтра я должен быть в Кракове.

– Неужели, monsieur, вы держите меня за провинциальную дурочку? – отвечал женский голос с лёгким польским акцентом.

– Eh, bien,quoi,madame [20] Ну что вы, мадам! (франц). !

– Таким образом, вы должны знать, что бумаги, которые вы получили благодаря мне стоят гораздо больше.

– Они потеряют свою ценность, если их не доставят вовремя.

– Не беспокойтесь, я дам вам лошадей. Часа полтора тому в усадьбу прибежало животное, очень большой и сильный конь. Тихон отвёл его в конюшню накормить и дать отдых. Думаю, он и моя Ласточка составят прекрасную пару. Через два часа возок будет готов. Вы попадёте в Краков вовремя.

Мужской голос произнёс слова благодарности, а Стрешнев заскрипел зубами. Его боевого коня, да в возок, как обычную кобылу!

– Encore le champagne [21] Ещё шампанского? (франц). ?

Я вам сейчас покажу шампанское!

Степан Петрович перехватил палаш поудобнее, и уже собирался ворваться в мезонин, чтобы поквитаться с врагами государства Российского. Но в этот момент снизу послышались приближающиеся шаги, и ему ничего более не оставалось, как спрятаться в тёмном углу.

Вскоре мимо кто-то прошёл, тяжело дыша, в темноте было не разобрать. Раздалось тяжёлое сопение у двери, а затем голос Тихона:

– Ваше сиятельство, Варвара Казимировна!

– Ну, чего тебе, Тихон?

– Тута давешний монах за ворота выехал. На нашем Альбионе.

– А ты куда смотрел, скотина?

– Дык, кто ж его знал? Вроде человек Божий, а на дворе ночь.

– Вы с Евсеем должны караулить через ночь. Нынче, чья очередь?

– Моя, государыня.

– Значит, ты и получишь плетей.

– Премного благодарен, ваше сиятельство.

– Всё! Пшёл вон!

– Тута ещё вот какое дело…

– Ну, чего?

– Давеча человек один в усадьбу пришёл. По виду из благородных.