Адам Нэвилл - Никто не уйдет живым

– Никто тебя не тронет в твоей комнате, типа. Не такой тут дом. По чесноку, да? Понимаешь ведь? Ага? Ага? – повторял он, подгоняя своего верзилу-кузена на выход из комнаты. – Недоразумение, вот и все. Только есть кое-што, о чем мне надо с тобой перетереть. Я хотел раньше разговор затеять…

Должно быть, отчаяние вернулось на ее лицо так стремительно, что Драч осекся:

– Но это подождет, ага. До завтра. Но ты, типа, захочешь это услышать. С утра, точно тебе говорю. Но решение твоих проблем недалеко, типа. По чесноку, ага.

– Угу, чистая правда, – вклинился его кузен из темноты коридора. – Кучу бабла сделаем. Очень скоро. Прям тут.

Драч лыбился, как возбужденный мальчишка.

– Это верно, да. Завтра, милочка. Выпей бокальчик винца, за счет заведения. Телек включи. Никто тебя больше не потревожит. Можешь расслабиться.

Его примирительные подбадривания начинали раздражать, но Стефани была озадачена их планами. Кузены казались ей способными на что угодно и неспособными ни на что одновременно. Она задумалась, не стоит ли позвонить в полицию и рассказать… о чем?

Стефани подбежала к двери и попыталась ее захлопнуть. Но ей помешал огромный грязный кроссовок. Лицо Фергала просунулось обратно в комнату так быстро, что Стефани вскрикнула.

Он оглядел потолок и стены в напускной заговорщической манере, а потом прошептал:

– О них не беспокойся. Они тя обидеть не могут.

Потом он ускользнул в темный коридор, тихо прикрыв за собой дверь.

Стефани сидела на кровати, уставившись в пространство. Драч и Фергал ушли два часа назад, но прощальные слова последнего затмили ее неутихающий страх перед их обществом.

Фергал что-то знал о странной природе дома. То же, что она сознавала наполовину, подозревала, отрицала, подавляла, чему, в конце концов, сопротивлялась; скорее предположения, чем факты, большей частью отходившие на задний план, как только Стефани покидала здание, потому что она отчаянно нуждалась в деньгах, чтобы убраться отсюда. Но Фергал признал то, чего она не смогла выудить у Драча. Так зачем он подтвердил, что дом, по сути, населен призраками?

«А он подтвердил?»

Она вспомнила высокую, тощую фигуру, прижимавшуюся к двери на первом этаже.

«Что это такое было?»

Ей хотелось верить, что оба мужчины просто не умели себя вести, не привыкли к роли домовладельцев, и у них не получалось сдавать комнаты из-за ужасных характеров. Или, возможно, здесь жили и настоящие люди: девушка из соседней комнаты, русская с третьего этажа, вонючий мужчина с первого, женщина где-то под ванной. Нелегальные мигранты? Такой расклад, если честно, мог ее успокоить. Или, может быть, Фергал имел в виду других жильцов?

А может, в доме творилось нечто куда более зловещее; нечто такое, что кузены могли игнорировать или были его частью по неясным пока причинам. Может, здесь что-то случилось, и они это скрывают. Последний вариант она пыталась отвергнуть и забыть, потому что эту идею лучше было обдумывать, когда она навсегда отсюда съедет. Здесь ни в чем нельзя было быть уверенной, но она призналась себе, что теперь Макгвайры пугали ее больше, чем все, что она слышала за стенами и под кроватью, или чувствовала, сидя в постели в своей первой комнате.

«Они тя обидеть не могут». А мы можем. Таков ли был подтекст прощального замечания Фергала? И этот жуткий, злобный взгляд: мог ли он быть наигранным?

Драч был уклончивым, нечестным, он быстро злился, если она намекала на то, что пережила, но он был вруном в подчинении у своего маниакального кузена-наркомана. Это Стефани теперь знала точно. Она чувствовала, что Фергал считал ее помехой, а Драч хотел, чтобы она осталась. «Деньги». Она не могла представить, что мотивация Драча может быть иной. Разве что он подготавливал почву, кружа рядом с ней, работая над ней, надеясь разрушить ее сопротивление его потайным намерениям. Амурным намерениям. Стефани оборвала дорожку мыслей, прежде чем та довела ее до тошноты.

Она вышла и осмотрела коридор.

Пусто и тихо; из-под дверей соседних комнат не лилось ни света, ни звука. Ее инстинкты продолжали настаивать, что там пусто, и было пусто с тех пор, как она сюда прибыла.

«Тогда что издавало звуки?»

С верхнего этажа, спустившись по лестнице от квартиры хозяина, донесся далекий звук басового барабана.

Стефани думала об оставшихся в Стоке подругах, ни с одной из которых не говорила уже несколько месяцев. Интернета у нее все еще не было: соединение на старом телефоне было невозможно медленным, и она подозревала, что мачеха сломала ее ноутбук, прежде чем она ушла из дома. Вэл бесило, что она им пользуется, хотя Стефани так и не смогла понять, почему. Ноутбук не работал с тех пор, как она сбежала из дома, и у нее не хватало денег на ремонт. Подруги, должно быть, все общаются в Фейсбуке, Скайпе и Твиттере. Или так, или это ей больше никто не звонит. Стефани надеялась, что они все еще думают о ней. Их молчание может всего-навсего значить, что они заняты собственными проблемами, но ждут от нее весточки. Разве не так бывает с друзьями из родного города? Вырвавшись из Стока, она не оглядывалась назад. Теперь это казалось чудовищной ошибкой.

Если три подружки из Стока не смогут ее принять, придется терпеть ситуацию на Эджхилл-роуд еще какое-то время. «И справляться с тем, что обитает в доме». Или потратить все, что осталось, на хостел. На сколько ночей хватит ста двадцати фунтов? Возможно, на неделю, прежде чем она все потратит. А дальше придется работать ежедневно, чтобы оплатить следующую неделю, или к пятнице у нее не будет ни денег, ни жилья.

Может, если она проведет субботу и воскресенье вне дома и без особых трат, это поможет. Она может не спать по ночам и дремать в парке. А если больше не открывать Драчу и говорить с ним только через дверь, может быть, он что-то уяснит.

Прошлой ночью ей всего лишь приснился кошмар. «Неудивительно». Но, по крайней мере, в комнате у нее ничего не было. Ничего под кроватью…

«Остановись немедленно!»

Сбивчивый голос в ванной – запись это или нет, – был всего лишь голосом и не угрожал ее безопасности.

И неиспользуемого камина в этой комнате не было.

Девушка по соседству – сущность, если она ею была, – только плакала и ходила взад-вперед по коридору.

«Все не так плохо». С риском психологического ущерба ей, возможно, придется пока смириться.

Даже размышление на эти темы и взвешивание стольких потусторонних и посюсторонних вероятностей казалось ей абсурдным. С другой стороны, ее жизнь такой и была. Ее вынуждали думать о невозможном и неестественном так часто, что Стефани снова подумала, не шизофрения ли у нее. Восприятие реальности искажалось, ей слышались голоса. Возможно, даже виделись несуществующие вещи.