Анна Акенар - Тарфу

– Хорошее место, чтобы устроить привал, – словно прочитав её мысли, вдруг сказал Агзу и, коротко свистнув, свернул с дороги.

Остановились они под скалами, на заледенелом русле небольшой речки. Сбросив рюкзак на лед, проводник потёр ладони друг о друга и, зажмурившись, подставил лицо под солнечные лучи, смягчённые кружевом голых веток. Со скал спускались белые потоки застывшей воды, снег искрился и пенился. Агзу достал термос и наполнил чаем помятую алюминиевую кружку. В воздухе разлился запах крепкого чая.

– Плохое место, – он покачал головой.

– Ты же только что сказал, что хорошее, – не поняла Дашка.

– Тебе – плохое. – Он с серьёзным видом заткнул термос пробкой. Набрал горсть свежего снега и положил в чай, прежде чем передать кружку девушке.

– Да нет, мне хорошо, – возразила Дашка. – Кажется даже, я бывала здесь. Может, и не раз. Эта дорога мне знакома. Знаешь, как песня, которую вот в детстве слышал когда-то, но давно уже забыл.

– Это не хорошо, – снова покачал головой Агзу и огляделся, будто прислушиваясь. – Не твоё это место.

– Значит, давай пойдём быстрее, чтобы поскорее закончить с делом. – рассердилась она. Вот бы знать ещё, что там за дело такое.

Проводник глянул на неё странно, будто слова её были совершенно не к месту. Будто она ответила невпопад. Дашка, обжигаясь, в несколько глотков допила терпкий, почти горький чай и вернула проводнику кружку. По телу прокатилась горячая волна, на лбу выступил пот. Едва она успела надеть варежки, Агзу встал на лыжи. Они продолжили путь в полном молчании. Последние несколько километров, что осталось пройти до заброшенной деревни, Дашка гадала о том, что она сказала не так.

– Спишь что ли? – она увидела над собой смеющиеся глаза Агзу и выпрямилась.

– Задремала, да. – Дашка оглянулась на окно, в комнате было темно. Значит, она проспала закат.

– Поедим и лягешь. Собаки просились в дом, видать, ночь будет вьюжная.

– Дорогу заметёт? – встревожившись, спросила она.

– Да что дорога, – Агзу сел рядом с ней на низкую скамейку напротив печной дверцы. – Следы покроет – вот это плохо.

Он снял рукавицы и протянул руки к печи. Ладони у проводника были изящные, как у женщины, с узкими пальцами и аккуратными круглыми ногтями.

– Почему ты живёшь тут один?

– А чего я один? Я – вон, – он кивнул в другой угол избы, откуда на них смотрели три пары внимательных блестящих глаз. Одна из собак зевнула. – С волками. – он усмехнулся.

Дашка поёжилась. Жилище Агзу, сложенное из огромных, промазанных смолой брёвен, было единственным жилым во всей деревне, да и оно скорее походило на баню, чем на дом. Так оно в общем-то и было, кухня и спаленка занимали обширный предбанник, а за стеной, к которой примостилась печь, находилась парная. Банный дом проводника стоял на огромном подворье, сбоку от большого, хозяйского дома, у которого в сохранности были и окна, и крыша, и нарядное крыльцо с резными наличниками. Остальные дома в деревне казались избами-призраками, больше похожими на остовы севших на мель кораблей, чем на человеческие жилища. Будто переселенцы доплыли сюда по снегу на огромных ладьях, и бросили их под утёсом, похожим на коврижку.

– А почему ты… живёшь здесь?

– А где ж ещё? – он рассмеялся, показав ряд белых, но неровных зубов. Разговор был окончен.

Пока хозяин готовил простой ужин, Дашка притянула к себе рюкзак и, уложив на бок, открыла молнию. Агзу не обращал на неё никакого внимания. Он деловито мыл в тазу картошку, пока она раскладывала перед собой ножницы разной формы и размера. Потом, насвистывая, резал серые картофелины, разбрызгивая сок. Ножницы блестели в свете огня, красные блики делали их похожими на раскаленный в топке металл. Дашка покосилась на Проводника. Её инструменты были по-своему уникальны, каждый Часовой находил свой, особенный способ, чтобы отпускать духов. Кто-то развязывал нити руками, кто-то использовал ножи. Она слышала, бывали даже случаи, когда Часовой работал с огнём. Её ножницы были красивыми, остро наточенными и до блеска натёртыми. Хотя бы это могло пробудить интерес. Но Агзу не удостоил их и взглядом. Он плеснул воду из таза в помойное ведро и, насвистывая, склонился над корзиной с луком. Дашка закрыла глаза. Тело было ватным, непослушным. В углу напротив чесались и клацали зубами собаки.

Эти места влияли на неё странно. От железнодорожной станции до заброшенной деревни по прямой было чуть больше десяти километров. Дашка знала это наверняка, она заранее всё просчитала, готовясь к поездке. Тем не менее за два неполных часа пути она устала так, словно весь день моталась по лесу по колено в снегу. Сердце выскакивало у неё из груди, ноги налились свинцом, одежда промокла от пота. Едва переодевшись и выпив вяжущего язык чая, она уснула, сгорбившись, на скамье возле печки.

– Ужинать! – позвал Агзу, вытащив её из дремы, вновь подкравшейся незаметно.

Мерно постукивая ложкой по эмалированной тарелке, Агзу посматривал на неё с любопытством. Дашка сидела напротив, сгорбившись. Подперев щеку ладонью, она глядела перед собой.

– Не нравится? – спросил он, продолжая жевать.

– А? Нет! То есть да. Очень вкусно. Ничего вкуснее в жизни не ела, – она преувеличенно энергично набрала ложку тушёной картошки и отправила её в рот.

Вся эта вечерняя трапеза напоминала ей вечера у бабушки в деревне, когда они вот так же собирались за столом. От печи шёл жар, а из-под пола тянуло холодом. Ветер стучался в закрытые ставни и выл в трубе, отчаявшись пробраться внутрь. За домом прерывисто жужжал генератор, казалось, он прыгает с кочки на кочку и от того запыхался.

– Скажешь тоже, – усмехнулся Агзу, поглядывая на её тарелку. – Ничего вкуснее…

– Я просто устала. Совсем нет сил, – она ковырнула ложкой, – но очень голодная.

– Кхм… – он потёр руки над тарелкой, стряхивая с них хлебные крошки. – Духи тебя путают, – со знанием дела произнёс он.

– Это место похоже на то, где я росла.

– Ну да, ну да, – он отодвинул в сторону свою тарелку и, сложив руки поверх столешницы, посмотрел на неё.

– Расскажи мне про эту деревню, – поспросила она, смутившись под его взглядом.

– Давай так: я говорю – ты ешь?

– Хорошо, – она стукнула ложкой о тарелку и бросила на него быстрый, по-детски недоверчивый взгляд.

– Это место – он развел ладони в стороны, – эту деревню… Заложили финские переселенцы.

Она жевала тихо, стараясь не пропустить ни слова.

– Я рос при советской власти, но мы… – он сделал паузу, подбирая слова, – здесь… как бы это… имели о ней самое общее представление. В Обу жизнь шла по-своему, по-старинке.

– Обу? Я думала… Або?

Он кивнул.

– Старожилы называли это место Обу, именно так. – Он постучал пальцами по столу. – На карте Обу – маленькая точка внутри большой страны. Но это как думали те, кто эти карты рисовал. На деле – ещё когда было заложено бревно первого дома, это место существовало отдельно от всех! Люди жили лесом. Рыбу ловили, охотились.