Кристина Ставрос - Там, где Челябинск. Место, соединяющее миры и рождающее сущности

Алия пришла в себя там же, у берега. Вода остывала, было холодно и почти темно. Она села, ноги ее больше никто не держал. Девушка опустила руку в промежность, там было склизко и неприятно. С трудом отмывшись, он вышла на берег и оделась.

С тех пор ее как будто подменили. Везде она искала тех сильных ощущений, которые испытала на берегу Улутупа. Но местные ребята не могли подарить ей такого потрясения. Алия замкнулась, сосредоточилась на себе, навсегда потеряв девичью легкость, смешливость и задор искрящихся глаз.

Испугавшись изменившегося состояния дочери, отец решил выдать ее поскорее замуж. Но при первой же попытке посватать ее, в доме стали происходить странные вещи. Появлялся ветерок, который уносил с собой жизнь одного из близких. После первого жениха умерла бабушка, и свадьбу отменили до лучших времен. Но пришел второй жених, и наутро не проснулся младший брат Алии.

Горе иссушило родных. Но после третьего сватовства не стало у семьи матери. Необъяснимые смерти напугали село. Люди стали чураться проклятого рода и странной невесты. Женщины обходили зачарованную красавицу стороной, плевали в след, дети дразнили и убегали, едва только Алия поднимала на них свое теперь вечно нахмуренное лицо. Сестры Алии потеряли надежду выйти замуж, а братья почти каждый день дрались, защищая честь семьи. Казалось, уже никто не видел ее неземной красоты, только страх и отвращение испытывали люди. И только Алия понимала, что все дело в том, что кто-то, живущий в Улутупе, не хочет, чтобы ее выдали замуж. Иногда ей казалось, что темный лес на берегу реки стонет и зовет ее, посылая вездесущих озорных ветерков. А еще через пару месяцев она поняла, что тяжела.

Этой ночью Алия решила уйти. Только так она могла дать своей семье шанс быть счастливой. Когда ее растущий живот заметят окружающие, они забьют ее камнями, и семья будет навсегда проклята. Сестры состарятся одинокими, братьям будет не найти в селе невесту. Темной ночью девушка встала и вышла на улицу, захватив узел с самым необходимым. Она тихонько притворила дверь, и два маленьких вихря заплясали у ее ног, подгоняя и поторапливая. Полная луна над домом была такой большой и ослепительной, что ее свет заливал поля и долины белым непрозрачным туманом. Алия больше ничего не боялась. Она шла два дня, пока не пришла к берегу Улутупа. Здесь было холодно и бесприютно. Неподалеку в лесу она увидела недостроенный дом. Алия взялась за работу. Она и сама не знала, как ей удалось его достроить. Поднимать тяжелые бревна ей помогали холодные ветры, а ночевала она в белом тумане, проваливаясь в него, как в теплый и вязкий кисель. По ночам ей снился неуклюжий вихрастый парень. Он говорил ей, что лучше замерзнуть, чем остаться здесь.

***

Старый дом на берегу реки сразу привлек внимание казаков.

– Братцы, тут кто-то живет! Вот к нему на постой и встанем. И крепость построим, чтобы в Оренбург ездить удобно было.

Казаки под управлением полковника Алексея Тевкелева, уже который месяц слонялись по Земному поясу, безжалостно вырезая восставшее башкирское население, и основывая на их земле крепости.

На порог замшелой избушки вышла старая башкирка с длинными седыми косами. Даже в таком возрасте она была необыкновенно хороша. Недобро посмотрев на служивых, вернулась в избу и закрыла за собой дверь.

– Чертова баба, – выругался Ерофеич, – явно ведьмачка. Не пустит Алексея Ивановича на постой.

– Да и черт с ней. Выгоним ее, и станет лагерем вокруг, – отозвался молодой Ванятка Грязнов. – Одной ведьмачкой больше, одной меньше.

– Я не пойду к ней, – Ерофеич перекрестился.

– От не знал я, что ты, Ерофеич, бабой стал! Башкирки старой испугался, – засмеялся Ванятка, – а когда детишек ихних узкоглазых нагайкой лупцевал, а отцам бороды вырывал, ворожеек местных не боялся? Надо было, друг мой, перекреститься трижды поплевать, пока шаровары ихним бабам сдирал!

Ванятка ногой пнул дверь избушки. И замер. У печи стояла юная необыкновенная красавица.

– Здравствуй, хозяюшка, – сально заулыбался Ванятка, оживившись, – Расскажи-ка, что за место тут и как тебя звать-величать?

Спросил, особо не ожидая ответа. Башкиры мало знали русский.

– Место называют Александровской слободкой, что у Челябинского урочища, а зовут меня Кадима, Иван Никифорович, – неожиданно заговорила девушка, поклонившись, – заходи, гость дорогой.

– Ничего себе, разведка уже и имя мое донесла? – удивился Ванятка, ощутив приятное возбуждение. Мысленно он уже положил девчонку на лавку, срывая с нее вышитые цветные одежды.

– А бабка где? – плотоядно обернулся он по сторонам.

– Матушка моя, достопочтенная Алия велела звать господина полковника к обеду, да шепнуть ему на ушко, что, мол, прошу пожаловать, дорогой Кутлу Мухаммед!

– Ты че несешь, какой Мухаммед?

– А это дело не твое. Ты послание матушкино передай, а то всем вам худо будет! – Кадима остановила на Ванятке застывший горящий взгляд черных глаз, и на него вдруг навалился неожиданный животный страх. Он смотрел на красивое лицо Кадимы и видел только смерть: страшную, уродливую личину злобной старухи с трясущейся головой.

– Спасибо, на добром слове, передам, – с трудом поднявшись, он пошел к порогу. Возбуждение пропало, тело ломило как после простуды.

Выйдя на улицу, он начал блевать, вместе с содержимым желудка выбрасывая из себя омерзение, страх и видение жуткой старухи.

– У меня больше никогда на местных девок не встанет, – угрюмо сказал он изумленным товарищам, отблевавшись, и вытерев рот рукой, – дай бог, чтобы вообще встал.

***

Полковник Алексей Тевкелев вздрогнул, услышав донесение Грязнова. Оттолкнув казака, он пружинистым шагом направился к избушке.

Старуха что-то толкла пестиком в ступке.

– Откуда меня знаешь? – татарского мурзу, нареченного Кутлу Мухаммеда, много лет назад перекрещенного в Алексея Ивановича, уже давно никто не называл родовым именем.

– Здравствуй, сын отца своего! – усмехнулась старуха, – слава о тебе далеко впереди тебя бежит. Не зря тебя киргиз-кайсаки считают человеком божественным. Только бог твой особый. Недоброй силой ты одарен от рода своего. Знаю, любишь смерть, лишь она радует тебя, меняя твое вечно мрачное настроение. Каково, Кутлу Мухаммед, когда ребенок кричит, извивается, пригвождённый штыком к земле? Сладко?

– Сладко, – усмехнулся Тевкелев. – Но я же не по собственному почину убиваю, от врагов землю русскую очищаю.

– Земля эта русской никогда не была, – старуха отложила свою работу, – и никогда бы русской не стала, если бы не ты, темный князь татарский, черная душа. Еще не поздно все исправить. Уходи отсюда и уводи своих служивых, и земля сможет очиститься.