Анна Редько - За гранью света

– Еще иногда лестница означает спуск в жизни и карьере, но это не тот случай, – Инесса снова затягивается сигаретой, кашляет. Пышная грудь колышется в такт спазмам. – Чертовы сигареты.

– Ин, а подсвечивать-то там можно? – дурацкий вопрос, но почему-то он меня волнует больше всего. Я этот сон вижу очень часто, просыпаясь в холодном поту, и курю потом на кухне до рассвета.

– Свет загорится сам, как только ты победишь свои страхи, – авторитетно заявляет Инесса.

– А если не поборю? – робко спрашиваю я.

– Станешь одной из них, будешь мучить и убивать живых, – голубые глаза смотрят серьезно, но тут же проскакивает искорка смеха, и подруга заливается звонким хохотом. – Проснешься, дурында! Это же сон!

Я кривенько улыбаюсь: легко тебе говорить и смеяться. Мы просидели за разговорами и гаданиями до глубокой ночи, после чего я распрощалась и пошла домой. Страшновато ездить на лифтах, боюсь я их, но лестницы стали вызывать у меня просто панический ужас, особенно в темных подъездах. Я быстренько добежала до дома, благо жила через дом от Инессы, умылась, почистила зубы и легла спать.

Сон не заставил себя ждать. Дверь, лестница, этажи. Я спустилась на второй: обломки старых манекенов и новые, ожившие. Арматура, крошево, второй пролет. Третий этаж. Трупы. Занесла арматуру для удара и… «Пи-пи-пи-пи-пи-пи», – раздалось над ухом.

Будильник? Разлепив глаза, я нашарила телефон, разбудивший меня так не вовремя – суббота же, выходной. Но раз уж проснулась – туалет, сигарета, попить. Посетив заведение мыслителя, я вошла в кухню и закурила. Может, поесть? Ночное обжорство – штука вредная для фигуры и самомнения, но полезная для психики и довольной улыб…

Тут мне стало страшно: за дверью холодильника была она – лестница. Я захлопнула дверцу. Поморгала. Открыла. Она всё еще была там. Я ущипнула себя – больно, покраснение. Сосчитала до двадцати пяти и обратно – по-моему, не сплю. В голове не укладывалось происходящее, это было похоже на сон или полусон, когда уже встал, но еще в том мире. Что за черт, мать вашу, а?! Меня трясло. Осталось последнее средство проверки – набрать номер на телефоне. Я потянулась к смартфону и ввела домашний Инессы. С первого раза. Не путаясь в цифрах. Это, едрит его, не сон. Не сон!

– Алло? Чего тебе надо? – сонный голос подруги вернул меня к жизни.

– Инель, у меня проблема. – Я открыла холодильник в надежде – где там! – лестница никуда не делась. – У меня в холодильнике лестница!

– Обдолбанная дура! Чего ты там, опять накрылась шизой? Совсем долбанулась! – заорала подруга на меня из динамика.

– Я не шучу, – похоже, в моем голосе было что-то, что заставило поток мата прекратиться.

– Серьезно? – Инесса, кажется, проснулась.

– Ага, – мой голос был даже не обреченный.

Видимо, сильное потрясение спалило в мозгу какие-то предохранители, и я реагировала теперь на всё с каменным спокойствием. Ну сходят люди с ума, вот я переработала и сошла. Добрый доктор, укольчики, месяцок отдыха в палате, и буду как новая.

– Иди ко мне, быстро, – почему-то забеспокоилась Инесса.

Ну пойду, и чего такого?

– Я н-не м-могу п-прийти, – я стояла перед открытой дверью кухни и смотрела в коридор.

– Почему? – голос Инессы стал очень тихим.

– Тут тоже, того, лестница.

Скулеж из трубки оповестил меня о том, что Инесса в растерянности или даже в шоке – не знаю, раньше такого не слышала от нее.

– Ты уверена, что это не глюк? – спросила она спустя пару секунд.

– Не знаю, – я и правда ничего уже не понимала.

– Проверь! – голос в трубке стал командным, параллельно раздавалось шуршание. – Одеваюсь и бегу к тебе.

Я аккуратно придвинулась к дверному проему и вздрогнула от вопля в динамике:

– Только не молчи!!!

– Ок, я подхожу. Лестница там. Я делаю шаг ближе – оттуда пахнет сыростью и пылью.

– Аккуратно, я уже выбегаю! – в трубке раздался стук двери подъезда и пыхтение бегущей Инессы.

– Смотрю вниз. Ни черта не видно, нужно наступить на площадку.

– Осторожно там! Давай аккуратно посмотри.

Я сделала шаг за дверь.

– Не вижу. Может, глубже? Очень страшно, Ин.

– Аккуратно, я почти рядом. Сейчас в домофон позвоню.

– Ок. О-ой! – застонала я.

– Что?! Что случилось?! Эй!

– Как я тебе открою? – я потерла лицо. – Я сейчас всё же зайду, посмотрю вниз.

Нет, я не дура. Я прихватила с кухни тесак, фонарик (недавно ремонтировала слив в раковине, так фонарь тут и остался) и красную монтировку (даже не смейтесь: да, я фанат, и у меня бардак!), и шагнула в коридор. Дверь за спиной хлопнула.

– Что это было? – Инесса насторожилась.

– Дверь. Это была дверь на кухню, и теперь у меня за спиной стена. Инес, по-моему, это конец.

– Твою мать! – закричала она. – Стой там! Не сп… ся я-я ш… пшшш-пшш. Г…е ы…е…я с… шшш-пшшшш.

Связь оборвалась, но страх так и не появился. На этот раз я спущусь, у меня нет выхода, и либо выйду отсюда, либо… Либо ждите меня в своих снах. Удачи вам, ребята. Я буду ску…

Он затянулся сигаретой и выпустил колечки дыма. Они, медленно тая, уплыли в потолок.

– Страх, говоришь? Страх тут ни при чем. Когда я говорю «меня пугают» или «я боюсь», совсем не значит, что это страх. Точнее, не такой страх, к которому ты привык.

– А какой страх? – мальчик с непониманием смотрел на Него. – Я боюсь монстров под кроватью, ну то есть боялся. Я боюсь двойки, но это один страх, хоть и разных вещей. Я потею, у меня трясутся ноги и, наверно, эти, поджилки – не знаю, где они, но они точно трясутся. А как это – не такой страх?

Он посмотрел с усмешкой на мальчика: мелкий, синяки под глазами, тощенький. Умный парень, но еще ребенок.

– Вырастешь – поймешь, – Он снова затянулся сигаретой.

– Все так говорят. Объясни!

Мальчик обиделся и сидел, надувшись, но интерес заставлял его спрашивать дальше.

– Когда она говорит, мне больно. Нет, не так. В языках людей слишком мало слов, чтоб это описать. Я не потею, не трясусь. Я просто хочу вжаться глубже в пол, в стену, просочиться сквозь поры земли и спрятаться от этого визга, от этого грома. Будто тебя обливает раскаленной карамелью… Ты же трогал расплавленную карамель?

– Трогал. Больно, – мальчик поморщился, – но она сладкая.

– Именно, сладкая! Боль и сладость, эти руки, голос. Страх, как на американских горках, но тебе хочется исчезнуть, – Он задумался. – Нет, снова не то.

– А… – начал было мальчик, но в коридоре раздались мягкие крадущиеся шаги. Ребенок застыл, глядя на дверь комнаты, та медленно раскрылась.

– Мой масик маленький, пупсик, печенька любимая. Ты моя конфеточка. Чего не спишь, малипусик?

– Я об этом, – прошуршал Он, спешно утекая в темноту гардеробной.

– Мам, монстр под кроватью сказал, что у него от тебя страх сладкий. Это как?