Марина Яковлева - Пары

Дверь в лабораторию бесшумно распахнулась. Внутри уже суетился Терри, новичок-практикант, с волнением подключавший аппаратуру. Леонард сдержанно поздоровался и потянул с вешалки рабочий халат. С легкой досадой отметив излишний энтузиазм начинающего «творца». Помощник еще молод, полон сил, энергичен и амбициозен. Его, в отличие от стареющего Леона, не мучают систематические головные боли, он может позволить себе гораздо больше, чем жалкая пара десятков шаров в месяц.

– Все готово?

В раме, опутанной проводами, крепилась мужская голова лет сорока. Все верно, для работы нужен в полной сохранности лишь головной мозг, можно не переплачивать за транспортировку тела целиком. Леонард занял свое место в кресле, снял с рабочей установки герметичный купол, руки легли на сенсорные панели в подлокотниках, на голову опустился шлем. Терри, затаив дыхание, уставился на огромный плазменный экран, на котором замелькали графики мозговой активности. Леон отрешился от мира внешнего, погрузившись в мир внутренний и чужой. Работа мемортилимента являла собой соединение телекинеза и сверхчеловеческой эмпатии с уникальным высокотехнологичным оборудованием. Прочитать чужие сны и воспоминания, уловить их эмоциональный окрас и воссоздать с точностью до перламутровой пуговицы, до веснушки и родинки, превращая в нетленное произведение искусства, – редко кто из людей обладал подобным даром. Каждый мемортилимент на вес золота. Датчики зафиксировали всплеск адреналина в крови Леонарда. Ретроспективный просмотр чужих воспоминаний начался.

Через несколько часов Леонард открыл глаза. Он надеялся, что призраки прошлого, изредка мелькающие на горизонте чужой памяти, никогда не приблизятся. Горький вздох прошелестел и растворился под высоким потолком замкнутого помещения. Задремавший в углу на стуле Терри вздрогнул от неожиданности. Взъерошил мышастого цвета волосы, просыпаясь.

– Я пойду проветрюсь, а ты пока подготовь все необходимое.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин!

Леонард устало потер виски, никак не отреагировав на обращение, и отправился в курилку. На пороге он обернулся:

– Заказчик высказал какие-нибудь пожелания?

– Нет, – ответ потонул в недрах шкафов с заготовками.

– Тогда я подумаю.

Если Эдна и удивилась, то старалась не подавать виду, когда мемортилимент резко выхватил выброшенную в мусор папку с личными данными и завещанием клиента.

Леонард докуривал уже третью сигарету, когда в задымленную каморку ввалился Джек и буквально плюхнулся на соседний стул.

– О чем задумался, дружище? – чиркнула зажигалка, и Джек смачно затянулся. – Кто у тебя?

– Самоубийца.

– Ого! Все, как ты любишь, с надломом, смещением акцентов, искажением восприятия, – Джек хищно оскалился.

Давным-давно, еще в первый год своей службы в церебролабораториях, Леонард, подначиваемый коллегами, спросил, почему у Джека, единственного из всех, узкая специализация на убийцах. На что тот заговорщицки подмигнул и прошептал на ухо: «Я ловлю кайф от вида жертвы в предсмертной агонии. Напоминает мою благоверную, когда я застукал ее с любовничком». В такие моменты Джек напоминал серийного маньяка. Леонард поморщился, затушил окурок. Сунул руки в карманы расстегнутого халата.

– Мне пора.

– Ну, пока, повеселись там хорошенько.

Голова Леонарда дернулась, как от пощечины. Он гневно взглянул на коллегу, но быстро взял себя в руки, поджал тонкие губы и молча вышел.

Лаборатория стала похожа на гнездо паука – опутанная сетью проводов от головы к креслу мемортилимента и пока еще пустому шару, закрепленному на специальной установке. В нем хаотично двигались наэлектризованные и заряженные частицы, которые займут отведенное им место и застынут навечно, когда мастер поймает необходимый образ.

– Вы определились с композицией?

– Да, пожалуй. Попробую воссоздать атмосферу отчаянья и поэтапного разрушения.

Леонард занял свое место. Терри отошел к стене и погасил свет. В наступившей темноте подсвеченные голова и стеклянный шар выглядели жутко.

Многие в первый же год работы ломаются, уходят из профессии навсегда. Те, кто остаются, становятся настоящими охотниками за необычными и острыми воспоминаниями.

«Подновленная позолота и новый бархат кресел. Запах пыли и старых декораций сменился запахами штукатурки и свежего лака. Свет со сцены бликами вырисовывает профили соседей в ложе. Зал не просох после ремонта, обволакивающий мягкий звук гуляет. Невозможность уловить, где звучит флейта, в каком углу сотрясается барабан, нервирует. Скрежет молоденькой скрипки бьет по нервам. В раздражении встает, не стесняясь, громко отодвигая стул, и буквально натыкается на вздрагивающие женские плечи во втором ряду. Всхлип. Она, увлеченная лихорадочными поисками платка в сумочке, не замечает его. Неловко. Наклоняется, готовый предложить свою помощь, натыкается на восторженный взгляд. Протягивает платок и как можно мягче улыбается. Она утирает слезы, пытается подавить рыдания, гнусаво бормочет слова благодарности, чередующиеся с извинениями. Черт, теперь не уйти, подумает, что из-за нее. Приходится вернуться на прежнее место и терпеть. В антракте глупо столкнулись на выходе в фойе. Хлипкий замок на сумочке зацепился за карман его пиджака. По полу раскатились ключи, косметика, мелкие деньги, номерок в гардероб… Наклонился помочь собрать, чтобы побыстрее освободить проход. Номерок куда-то запропастился, пришлось высиживать подпорченного Генделя до конца. Оказалось, она по ошибке запихнула в свою сумочку оба. Разобрались достаточно быстро. Галантно помог накинуть на узкие плечи на удивление тяжелую шубку из крашеного меха и попрощался из дежурной вежливости. Потом столкнулись на улице, вызывая такси. Ее звали Анна, и ей было нужно в ту же сторону…»

Первый шар готов.

Леонард тщетно пытался отогнать от себя тревожные мысли, но сквозь черты лица Анны то и дело проступали глаза и улыбка Мари. Легкое платье в синий горошек, шелковая косынка на тонкой шейке, выбившаяся из прически прядь, танцы на летней веранде и раскатистые струнные переборы рок-н-ролла…

Стажер помог снять Леонарду шлем и раскрыл плитку горького шоколада для поддержания сил. Еще бы бокал коньяка, но Леон давно завязал.

– Заглядывал шеф, интересовался, где шары, оставшиеся от Тейлора.

– Если вернется, скажи, что мне удалось сбыть их на том аукционе, под Утикой, даже с некоторой выгодой. Продолжим?

«Брак, четыре года совместной жизни, детей нет… Скука, усталость друг от друга, бытовые неурядицы, мелкие придирки, шумные ссоры… Дальше. Так, это, пожалуй, подойдет. Поздний осенний вечер, тихий спальный район. Подъездная дорожка усыпана опавшими дубовыми листьями. В окнах темно, должно быть Анна уже спит. Тихо, стараясь не шуметь, пробирается на кухню, делает себе легкий бутерброд с паштетом на ночь. Проглотив его в два укуса, крадется в ванную, бегло принимает душ. Постель в спальне оказывается застеленной. Включает ночник, оглядывается, идет в гостевую спальню в поисках супруги. Так уже бывало во время ссор. По очереди включает свет во всех комнатах: дом пуст. Находит записку на журнальном столике из битого бутылочного стекла. Плотная желтоватая бумага, пропитанная запахом «Kenzo». «Я ушла к Фреду. Не пытайся меня вернуть. Анна».