Яна Демидович - Буря слов

Вот и улица, вот и лестница, вот и дом.

Блошиный король ворвался в свою тёплую, тленную нору. Не замечая, что роняет слёзы, добрался до планшета и Клио. С каждой минутой сердцу было всё больнее и больнее.

– Клио… Здравствуй, Клио! Здравствуй, умница…

– Клио приветствует тебя.

Под окном шумела анхельская рать. Рассредоточивалась в поисках нужного дома. Но Блошиному королю было уже плевать на это. Упав перед мерцающей фигуркой на колени, он, будто на исповеди, выложил ей всё, что успел поведать профессор. Что поведала мёртвая теперь Глория.

Казалось, он видит, как с его губ срываются слова. А может, это была финальная галлюцинация. Блошиный король умирал. Уходил в историю, которую любил больше всего на свете. Больше, чем Сестру Глорию.

– И ещё… Чуточку… Самое последнее… – прошептал Блошиный король, дрожащими пальцами набирая команду – «Трансформация».

Голограмма Клио подёрнулась привычной рябью. Вытянулась огоньком свечи. Погасла и вспыхнула с новой силой, в новом обличье.

Тонкие ножки, тонкие ручки. Фарфоровая балерина.

Глория.

Блошиный король улыбнулся сквозь слёзы. Губы помнили поцелуй. И воспоминание это собиралось в вечность.

Ещё минута, полная жгучей боли. Резкая, точно карканье, команда…

А затем Клио ускользнула в Сеть.

Планшет потух. Собрав остатки сил, Король размозжил экран кулаком. Потом подполз к стене, на которой горел электрический «глаз»-кнопка и отключил голограммную защиту. Под окнами послышались охи вперемешку с воплями ярости.

Король было рассмеялся, но смех перешёл в стон боли. А ведь славно он их всех одурачил… Славно…

Совсем скоро его дом будет разграблен и уничтожен. Варвары с ангельскими ликами обратят в прах всё, к чему прикоснутся световым лучом. Но ведь он всё равно победитель, правда? Ведь Клио… Ведь Глория…

Мысли мельчали, таяли, исчезали.

Сквозняк, что залетел в окно, поднял вихрь карт, бумаг и картинок, бросил его на тело, лежащее ничком…

Сквозняк знал, что делал.

Ведь Блошиному королю понравился бы такой саван.

***

Мальчик идёт по гудящему, как улей, Параисо. Смотрит, глазеет по сторонам. Правую руку его держит мама, в левой руке – он сам держит планшет.

На одной из улиц – десяток сердитых Анхелей. Они толпятся у старого, странного дома, каких мальчик в их Параисо отродясь не видал. На фасаде – чудная картинка. Жучок? И корона вроде бы…

– Ма? А что это там?

Мать замечает дом. Вдруг охает, тянет мальчика сильнее.

– Пошли скорее, забудь!

– Но ма-а-м…

– Идём, говорю!

Мальчик успевает извернуться, щёлкнуть фасад планшетом. Ему везёт, никто этого не замечает, а вскоре Анхели начинают рушить здание, и мальчик уходит за поворот.

Позже, сидя в своей комнате, он запускает поиск по фотографии. Но его электронная помощница, Иса, не знает ответ. Точнее – «информация под запретом».

Мальчик хмурится. Ему так охота узнать правду! Всю ночь под одеялом у него горит свет. Всю ночь он в поисках ответа.

И тут что-то пиликает в планшете.

– Что это? Новый поисковик?

Малюсенькая иконка и надпись.

Клио.

Мальчик пожимает плечами. И активирует скачивание.

Пик!

– Клио приветствует тебя. Чем я могу быть полезна?

Мальчик с восторгом смотрит на голограммную фигурку. Тонкая, будто балерина, Клио – два отражения внутри каждого его зрачка.

– Привет, Клио! А ты не знаешь, что это?

Мальчик грузит фотографию.

По голограмме проходит едва заметная дрожь.

А потом слышатся слова:

– Знаю. Я расскажу тебе историю Блошиного короля…

Светлой памяти

Великого Р.Д. Брэдбери

(1920-2012)

Теннисные туфли мягко ступали среди могил. Бесшумные, как индейские мокасины, они быстро проходили мимо мраморных скамеек и склепов, похожих на помпезные дворцы. Чуть замедляли шаг у пятнистых от старости надгробий – и вели своего хозяина дальше. Калифорнийское солнце припекало вовсю, очки в толстой роговой оправе скользили на взмокшей переносице, и долговязая тень беспокойным хвостом металась на аккуратно, по-английски подстриженной траве…

Наконец человек остановился. Пальцы его скользнули в отвисший от тяжести карман. Вытащили спелое, цвета киновари, яблоко. И положили его у могилы.

– Здравствуй, дядюшка Рэй. Как твои дела?

Ответа не было. Просто не могло быть.

И Леонард Хафф просто сел на траву, чтобы, пристроив на коленях голову, вперить взгляд в дымчато-серый гранит.

«Мир живёт без тебя уже пять лет. А я до сих пор не верю, что ты позволил Костлявой себя одолеть… Упаковать в чёртов дубовый ящик, словно одного из обыкновенных стариков… Затащить на шесть футов под землю…»

Леонард Хафф протянул бледную, жилистую руку, провёл по вырезанным на надгробии буквам – точно слепой, впервые познающий азбуку Брайля. Потом – отдёрнул, с каким-то отвращением оглядел мемориальный парк: зелёный-презелёный, чистенький, такой идеальный, будто создан не для упокоения душ, а для весёлых пикников.

«Когда-то ты хотел упокоиться там, где стоит заржавелый фонарь. На грани света и тьмы, забредая куда, надо было оставить яблоко для привидений… А когда-то, – на лице Леонарда появилась слабая улыбка, морщинки грусти в уголках губ чуть разгладились, – ты мечтал уйти в Вечность на Марсе, развеяться прахом из банки капустного супа…»

У яблока, в тени глянцевого, красного бочка, вдруг прошмыгнул кладбищенский паук. Леонард проводил его рассеянным взглядом и вновь уставился на буквы.

«А я ведь начал писать только благодаря тебе, дядюшка Рэй… Это было бегство в другой мир, чудесный праздник среди серых офисных будней… Боже, как я хотел, чтобы ты прочитал мои рассказы!.. Хотел увидеть, как на твоём лице расцветает щедрая, как лето, улыбка, хотел… Да много чего хотел… И вот…»

Леонард резко уткнулся лицом в колени, до боли зажмурился; внезапный ветер взъерошил его серые от седины волосы. Леонард глубоко, со всхлипом, вздохнул… И начал подниматься на ноги. Июньское солнце беспощадно прожигало затылок.

«…И вот я написал то, что не надо было. И вот я скоро буду убит».

– Прощай, дядюшка Рэй.

Леонард Хафф поклонился могиле и, спотыкаясь, побрёл прочь. Теннисные туфли – его лёгкие, точно пух, прохладные, как перечная мята, туфли – теперь стали пыточными, «испанскими сапогами» и с каждым шагом давили, ломали, тянули его ноги вниз.

…За спиной Леонарда на яблоко вскарабкался паук и принялся оплетать его паутиной.

***

Дверь дома № 451 хлопнула, заставив вздрогнуть мозаику вставленных в неё стёкол. По разноцветной глади скользнула быстрая тень, следом ударил внезапный сноп света – и потёртый, древний паркет прихожей вдруг раскрасился квадратиками цвета спелой земляники, пьяного бордо и мягких мхов далёкой Ирландии.