Сергей Кузнецов - Живые и взрослые (сборник)

– Если кто передумает – пойдем без него! – говорит Гоша.

– Не выйдет, – поправляет его Аннабель, – нужно пять человек, ни больше, ни меньше. Так что если кто струсит – все отменяем.

– Мы не струсим, – говорит Марина, – а ты нас не пугай попусту!

Некоторое время обе девушки с вызовом смотрят друг на друга. Аннабель первой отводит глаза.

– Ладно, – говорит она, – мне пора идти. Встретимся в это возвращенье , часов в десять. Договорились?

– Договорились, – отвечает Марина, а Ника думает, что, кажется, она зря затеяла эту историю: ничего хорошего из того, что они задумали, не выйдет.

Весна всегда наступает внезапно: еще вчера серое небо нависало над столицей, сугробы громоздились по обе стороны дороги, метель бросала в лицо пригоршни снега – а сегодня капель отбивает свою барабанную дробь, и солнце светит так, что хоть шапку снимай. Еще немного – и вдоль дорог побегут ручьи, малыши запустят кораблики, в школу понесут брызгалки, а куртки оставят дома: придет весна.

Сегодня – только предчувствие весны. Яркое солнце в голубом небе, перестук капель, срывающихся с исполинских сосулек, первые лужицы посреди ледовых дорожек. Гоша идет рядом с Лёвой, чуть сбоку – Ника, а впереди – Марина и Аннабель.

Гоша смотрит на черную спину Аннабель, покрытую серебряными молниями и расколотыми сердцами, причем линии расколов кажутся негативом тех же молний. Рисунки, судя по всему, наносились по трафарету – и теперь Гоше видно, что местами краска облетела и протерлась.

Сегодня Аннабель без шапки, и короткие черные волосы колышутся при каждом ее шаге – то ли от ветра, то ли от того, что девушка все время оглядывается, будто проверяя, не следят ли за ними. Когда она особенно сильно поворачивает голову, Гоша видит ухо – то левое, то правое, то, что с вереницей серебряных колец, спускающейся к самой мочке.

Эх, если бы на месте Гоши был его кузен Илья, он бы легко подошел к Аннабель, поговорил с ней, рассказал что-нибудь смешное про киносъемки – показал бы класс.

Гоша так не умеет.

Лёва спрашивает шепотом:

– Как ты думаешь, куда она нас ведет?

Гоша пожимает плечами: он и сам не знает. Аннабель обещала отвести их туда, где два года назад вместе с девочками видела привидение. Именно там, сказала она, и надо ломать Границу.

– А я знаю куда, – говорит Ника.

– Да ну? – спрашивает Лёва. – И куда же?

– Прямо в пасть мальтийской птицы, вот куда! – отвечает Ника и на всякий случай показывает язык.

Обиженный Лёва замолкает: Ника сегодня какая-то злая, будто не она предложила идти к Аннабель.

Уже четверть часа они петляют по дворам и пустынным переулкам, словно их проводница пытается запутать следы – а может, сделать так, чтобы ребята не смогли второй раз найти дорогу. Наконец они выходят из арки и видят знакомый дощатый забор.

– Здесь, – шепотом говорит Аннабель.

Гоша замирает в растерянности. Это же наше секретное место, думает он, сюда нельзя никому, кроме нас.

И тут же другая мысль догоняет его: «Как все-таки здорово, что Аннабель сама нашла этот дом! Значит, она будет здесь вместе с нами. Мы будем вместе! Как здорово!»

– Здесь, – повторяет Аннабель.

– Здесь мы уже были, – отвечает Марина, – и не раз. И как раз сюда мы соврешенно не собираемся идти. Я имею в виду – вместе с тобой.

Аннабель смотрит на нее с презрением:

– Что, струсила? Я так и знала: у вас кишка тонка.

– Вовсе и не струсила, – пожимает плечами Марина, – просто мы с тобой в этот дом не пойдем!

– Конечно, не пойдете, – говорит Аннабель, – потому что боитесь, да?

– Ничего мы не боимся, – отвечает Марина, – мы там сто раз были, а с тобой – не пойдем.

– И почему это?

– А почему это я перед тобой должна отчитываться?

Теперь они стоят друг напротив друга. Аннабель немного выше, и Марине приходится тянуться вверх, чтобы стать с ней вровень. Девочки стоят к Гоше в профиль, он видит, как у обеих раздуваются крылья носа.

– Да вы все трусы, – говорит Аннабель, – только и умеете, что вдесятром на одного!

Тут Гоша не выдерживает.

– Вовсе мы не трусы, – кричит он, – мы в этом доме уже были и даже вызвали… не то что привидение – настоящего мертвого!

– Ты что, мы же слово дали? – шепчет Лёва, а Аннабель поворачивается к Гоше и, кажется, впервые смотрит на него с интересом:

– Это как – настоящего мертвого?

– Да врет он все, – быстро говорит Марина, – никакого мертвого мы не вызывали, с чего бы это?

Но Гоша видит: Аннабель сразу поверила ему.

– Да ладно, ребята, – говорит он, – раз уж мы к ней пришли – чего в молчанку играть? Давайте все расскажем, а?

– Трепло, – говорит сквозь зубы Марина. Даже Лёва смотрит исподлобья – но тут Ника неожиданно говорит:

– В самом деле, ребята. Мы же собрались Гошину маму спасать – чего секреты разводить? Давайте расскажем, чего уж там.

– Я видела привидение здесь, – говорит Аннабель, останавливаясь посреди той самой комнаты, где когда-то ребят напугала крыса. – Давайте здесь и начнем.

Она снимает с плеча разрисованную молниями и сердцами сумку, кладет на пол и порывшись в учебниках, вынимает два свертка: один, небольшой, из черного бархата, другой – из обычной газеты. Гоша заглядывает через плечо и, когда девушка разворачивает ткань, видит маленький серебряный ножик. Не боевой кинжал, знакомый Гоше по военным фильмам, – обычный столовый нож, только остро заточенный с двух сторон.

– Вампиров убивать? – ехидно говорит Марина.

– Нет, – отвечает Аннабель, – вены резать.

Марина фыркает. Гоша смотрит на нее с упреком и быстро спрашивает Аннабель:

– А зачем резать вены?

Девушка убирает бархотку в сумку, застегивает молнию.

– Когда-то это был такой способ самоубийства, – говорит она. – Способ сделать себя мертвым. Разрезать себе вены. Самоубийство – главное, что может сделать человек. И когда любой из нас режет себе вены, он говорит мертвым и всему Заграничью: смотрите, я ваш! Я хочу быть с вами! Мы, смертники, часто режем себе вены. Это как клятва верности смерти. Да вообще, перерезать вену – это как будто немного прорезать брешь в Границе.

Аннабель закатывает рукава, и Гоша видит худые руки, покрытые небольшими шрамами.

– Ух ты! – говорит он.

– А это больно? – спрашивает Лёва.

– Конечно, это больно, – отвечает Аннабель, – но мы не боимся боли. Мы считаем себя мертвыми и поэтому ничего не боимся.

– И часто вы это делаете? – спрашивает Марина.

– Когда надо – тогда и делаем, – отвечает Аннабель.

– Что-то ты слишком живая для мертвой, – поддевает ее Марина. – И одежда у тебя как у живых, и даже ножичек – самодельный.

– Мертвая одежда – для мажоров, – говорит Аннабель, – смертники сами делают себе одежду. Мы сами делаем и свою одежду, и свою судьбу!