Вики Петтерсон - Аромат теней

— Твой отец был ослом, Бен.

Мне было все равно, так ли поступила бы Оливия. Просто это то, что он должен знать.

— Конечно. — Он кивнул. — Но эти слова остались со мной. Я позволил им мучить меня, так же, как мать позволила, чтобы его речи уничтожили ее, и я потерял возможность узнать, кем стала Джоанна — потерял целых проклятых десять лет… — просто вспоминал ее такой, какой она была.

— Ты был молод.

Слеза скользнула по моей щеке, и я стерла ее, надеясь, что он не заметил.

— Она была еще моложе, — яростно ответил он. — И ты тоже.

— То, что произошло той ночью, сделало нас такими, какие мы сегодня. — Я попыталась успокоить его. — И Джо… Джо нравилось, какая она.

— Мне тоже нравилось.

Он замолчал, но от него исходило такое горе, окрашенное чувством вины и яростью, что я поняла: это комбинация, сырая и маслянистая, со временем сожрет его живьем.

— Бен, пожалуйста. — Я подошла ближе. — Ты должен отпустить ее.

— Она не для того снова пришла в мою жизнь в одиннадцатом часу, только чтобы я убедился, как мне ее не хватает!

Слова вырвались с такой яростью, словно давно ждали на кончике языка возможности взорваться.

— Ш-ш-ш. — «Боже», — подумала я, подходя еще ближе. — Все в порядке, Бен, все хорошо.

Но это была ложь, и он покачал головой. Он тоже знал, что это ложь.

— И здесь есть еще что-то, кроме нападения на квартиру и двух человек, разбившихся насмерть. Это точно!

— Откуда тебе это известно? — негромко спросила я. — Тебя там не было.

— Потому что знаю Джо!

Что я могла ответить на это? Мне ужасно хотелось услышан, эти слова. ноесли он не оставит это дело в покое, то подвергнет опасности нас обоих. Я ожесточилась, заставив себя не думать о его горе.

— Это одна из загадок, которые никогда не будут решены, Бен. Здесь невозможно сочинить хэппи энд.

— Но я по крайней мере могу найти ответ, который меня удовлетворит.

— Полиция утверждает, что она умерла.

— Мне все равно. Она приходила ко мне той ночью, Оливия! Приходила, и мы любили друг друга, а ведь она уже тогда должна была быть мертвой… — Черт. Он прав. — Но она была в моих объятиях, живая и…

— Я видела ее, Бен. — Я не хотела причинять ему боль, но у меня не было выбора. — Видела, как она упала.

Он долго молчал.

— В газетах писали, что ты ничего не помнишь. Оппа!

— Это последнее, что я помню. Прости. Она умерла.

Он упрямо стиснул зубы.

— И я хочу узнать почему. Почему она пошла к тебе? Почему просто не поехала домой? Почему вообще ушла от меня?

Я отвернулась, чтобы попытаться обдумать все, хотя не представляла, с чего начать. Я не знала, как себя вести, потому что эта жизнь — жизнь Оливии и героини, сражающейся с преступниками, — она еще не вполне моя. Я снова повернулась к нему.

— Ты ведь не ведешь это дело в полиции?

— Я тебе сказал, — ответил он, избегая моего взгляда. — Я в отпуске.

Я покачала головой. Боже! Он решил мстить. В департаменте объявили, что дело расследовано и закрыто. Я уверена, что Уоррен и Майках приложили много усилий, добиваясь этого. А Бен, именно Бен открывает эту дверь! снова.

— Нет, Бен. Она хотела не этого. — Я тут же поправилась; — Она бы этого не хотела.

— О, Оливия. — Он посмотрел на меня так, словно я безнадежно наивна. На мгновение мне даже показалось, что он собирается потрепать меня по волосам. — Месть — это именно то, чего она хотела. И я намерен отомстить за нее.

— Бен, — произнесла я голосом, который резко контрастировал с его голосом — заботливым и внимательным. — Это не было ее целью.

— Правда? Ты ее спрашивала? А я спросил ее, что бы она сделала, если бы нашла человека, который напал на нее, напал на вас обеих. Она ответила, что убила бы его.

Да, я так сказала.

— Джоанна часто слишком преувеличивала. — Я с трудом глотнула, пытаясь думать быстрее. — Но на самом деле она собиралась унизить этого человека и дать ему знать, что она выжила. Она хотела взглянуть этому чудовищу в лицо и дать ему понять, что он не только не убил — он не сломил ее.

Бен упрямо выставил подбородок.

— Лучше быть яростным, если в сердце ярость, чем набрасывать плащ непротивления, чтобы скрыть свою слабость.

Да, и спасибо тебе, Махатма Ганди, за это. Я сделала вид, что не расслышала, и мягко положила руку ему на руку.

— Не позволяй этому сломать тебя, Бен. Джоанна не перенесла бы этого.

На мгновение мне показалось, что это на него подействовало. Лицо его прояснилось, он выглядел растерянным, но только на мгновение. Потом лицо его снова стало жестким, и в глазах мелькнули тени.

— Перестань смотреть на меня так, — негромко сказал он, отстраняясь от моего прикосновения. — Все смотрят на меня так, словно…

Как смотрели на меня.

— … словно я спятил и не знаю то, что знаю. Оливия! Джоанна была в моей постели, в моих объятиях в то время, когда должна была быть мертвой… — Черт. Надо попросить Уоррена очистить и это. — И я могу быть разгневан, да, но то, что мне ясно, — ясно. Думаю, сейчас во мне более здравого рассудка, чем все последние десять лет.

Я не могла не заметить, что взгляд у него действительно ясный. Но запах говорил о тщетных сожалениях и об огромном чувстве вины.

— Прости. — Он заметил мой взгляд и сам положил руку мне на руку. На руку Оливии, напомнила я себе, когда его прикосновение вызвало у меня дрожь. — Я должен был прийти к тебе со всем этим… ты все, что от нее осталось.

— Знаю.

По крайней мере это я могу ему дать. Я обняла его, положила ладони на его крепкую спину и на мгновение — всего на мгновение — позволила себе потерять контроль. Закрыла глаза и прижалась к нему, словно это я, и ничего не изменилось, и на далеком горизонте все еще собирается буря. Я представила себе, что мы еще не ушли из ресторана тем вечером, и подумала, сожалеет ли Бен о том, что решение было в моих руках. Обняла его сильнее, как будто этим могла вернуть его — нас — назад, в прошлое.

Но в действительности мы потеряли друг друга. Опять. И этого не исправишь, и я должна сообщить ему, что ответов нет и не будет. Только правда, которую он никогда не узнает.

— Я собираюсь найти его, Оливия, — сказал он, ероша мне волосы. — Я выслежу его, как сделала бы Джоанна, и на этот раз я его убью. Я отберу у него всех и все, что имеет для него хоть какое-нибудь значение. Я уничтожу его мир полностью, так что он никогда не сможет восстановить его.

— Я должна идти. — я высвободилась. Его слова были мне неприятны. Потому что он напомнил мне Аякса. И я ненавидела зловоние, сочившееся из каждого слога.

— Хорошо, но ты позвонишь, если вспомнишь что-нибудь? Что угодно?

— Позвоню, — заверила его я, едва не споткнувшись в своем стремлении уйти побыстрей.

— Оливия!

Я остановилась, закрыла глаза и медленно повернулась к нему. А когда открыла, он стоял, как прежде, и не казался рассерженным. Но выглядел одиноким.