Андрей Пучков - Тени холодного солнца

– Ладно, дай сюда, – скомандовал граф, отбирая у вспотевшего Карла канделябр. Затем окинул строгим взглядом толпу притихших слуг, и шагнул к дверям зала. Услужливый Фриц распахнул перед ним обе створки тяжелой двери пропуская вперёд.

– Я, с вашего позволения, тоже здесь подожду, – скороговоркой произнёс маленький человечек, отводя глаза. – Мало ли что, все так напуганы, вдруг кому- нибудь плохо станет. – В ответ граф, издав некое внутриутробное рычание и сжимая побелевшими пальцами канделябр вошёл в тёмный, пустой зал. Тут же управляющий, со вздохом облегчения, аккуратно и беззвучно прикрыл за ним дверь. Замолкшие слуги опять начали тихо переговариваться.

– Я жене велел вещи собирать. Пускай с детьми пока у тестя поживут. – Да, такие дела… Это же надо… а я, грешным делом думал что это пустые россказни, глупые сказки и не больше. Что же теперь делать?

– Бежать! Бежать надо отсюда, пока целы! Пускай хозяин сам разбирается со своими ожившими покойниками. Бежать, бежать, и как можно дальше от замка!

– Ага… бежать значит! Ну-ну! А мне вот некуда бежать, и место своё я не хочу терять. Может быть всё ещё обойдётся.

– Вроде бы чеснока он боится, а ещё распятий… Но точно надо у старой Марты спросить. При ней ОН уже пробуждался.

– Чепуха, не Марту надо про него расспрашивать, а Магду Шлоссе из деревни. Больше чем она, про всякую нежить, никто не знает.

– Это потому, что Магда-трактирщица сама ведьма.

Стоял уже поздний вечер, и зал был погружен в полную темноту. Впрочем, время суток тут не имело значения. В этом зале не имелось окон, и если не были зажжены массивные бронзовые люстры, здесь всегда царил мрак. Таковы досадные издержки средневековой архитектуры. Вероятно, в те времена, из за отсутствия окон подобные помещения считались самыми безопасными. Лишь в углу зала тускло поблескивало пламя свечей.

Граф, держа канделябр, стоял вперив немигающий взгляд в пресловутый древний портрет. Ни один мускул не дрогнул на его породистом, красивом лице. Только смертельная бледность, подёргивающиеся усы и взъерошенные волосы выдавали сильнейшее волнение этого мужественного человека. Да может быть, ещё, сверкающие безумным блеском глаза.

– Т-А-А-К… – прошептал он словно сделал глубокий вдох. – Значит всё это правда. Невероятно! Так вот ты какой, дядюшка Вилли, проклятие и позор нашего рода. Опять пришёл крови попить?! – Слегка отшатнувшись он с усмешкой погрозил портрету пальцем. Ну а древний незваный родственник равнодушно взирал с портрета на своего далёкого, живого потомка, и глаза его излучали весёлое лукавство и презрение. Он словно-бы говорил – « Я здесь нахожусь по праву и ничего ты мне не сделаешь. Я у себя дома». Граф пошатнулся но справившись с волнением вновь посмотрел на портрет.

– Что ж, дядюшка, читал я о твоих похождениях. И дневничок мы твой храним, тот который ты переплёл в человеческую кожу. Да.., дядюшка Вилли, знатный ты был убийца, а ещё предатель и клятвопреступник. Уж не знаю, кто из вас двоих был кровавее – ты сам, или валашский господарь Влад Дракула, которому ты служил?! Только зря ты явился на этот раз, дядюшка. Это мои люди, они под моей защитой и я за них в ответе. Поэтому я намерен сделать то, что не удалось ни моему отцу ни деду: Уничтожить тебя, дьявольское отродье, уничтожить полностью и окончательно. Четыреста лет слишком долгий срок, даже для тебя, дядюшка.

С этими словами граф повернулся и шатаясь побрёл к выходу. Сделав несколько шагов он вдруг остановился. Воспоминания раннего детства, которые он силой воли, так долго, изгонял из своей памяти, теперь явственно выплыли наружу и обрушились подобно водопаду. Они всплывали фрагментарно как отдельные эпизоды, воспоминания о том что произошло почти пятьдесят лет назад.

Он вспомнил возбуждённых людей бегущих куда-то, и что-то кричащих. И ещё, некий полузадушенный, испуганный шёпот словно витавший в воздухе: « Он вернулся! Вурдалак! Упырь! Носферату!» – в то время он ещё не знал значения этих слов но чувствовал что произошло нечто плохое. Тогда ему было всего четыре года. Поддавшись всеобщему возбуждению он ничего не понимая бежит вслед за слугами, и видит как из людской выносят на белой, перепачканной каплями крови, простыне какую то девушку.

Ещё он вспомнил как, спускаясь с лестницы, ему что-то кричал его старый, хромой дядька-воспитатель Петер, – старый солдат сражавшийся ещё под знамёнами фельдцейхмейстера Вильгельма Вартенслебена. Кажется он просил своего подопечного не идти дальше. Но он, конечно не стал слушаться своего дядьку, ведь тот был всего лишь слуга. Тогда уже мать, грубо и больно схватив за воротник уводит его прочь. При этом она всё время отворачивала ему голову не давая смотреть на тело несчастной служанки прикрытое белой простынёй с кровавыми пятнами.

Затем, в замке появилось сразу несколько священников. они читали молитвы и кропили все помещения святой водой, не забывая даже самые потаённые закоулки. А на следующий день он уехал вместе с матерью и двумя старшими сёстрами в Вену и ничего уже больше не видел. Вернулись они только спустя четыре месяца.

Его поразило то, как за это время постарел отец, как покрылись сединой его волосы. А ещё он стал прихрамывать и часто держаться за сердце. Да и вся жизнь в замке как-то приутихла. Там где раньше раздавался смех и царило веселие, теперь стояла, почти могильная тишина. А ещё, помнится, по возвращении, он не досчитался двух своих нянек и старого дядьку Петера. Ещё кто-то умер из служивших на конюшне, и на кухне. А в соседней деревне погибло ещё больше людей.

На все его детские вопросы, взрослые либо отмалчивались, либо говорили о эпидемии какой-то опасной болезни пронесшейся в этих краях. Его отец умер спустя четыре года после тех событий. Умер внезапно, так ничего и не открыв своему сыну. Из болтовни слуг он конечно знал легенду о старинном портрете и связанном с ним их семейном проклятии, но полагал всё это глупыми сказками необразованной черни. И лишь в день своего шестнадцатилетия, ему удалось узнать немного больше.

Тогда на праздник приехал его дядя Генрих: весёлый толстяк служивший по дипломатическому ведомству. Дядя буквально завалил его подарками, много шутил, много пил, словом, был очень весел и беззаботен. Но по окончании праздника, он отвёл его, шестнадцатилетнего юношу, в отцовский кабинет, усадил в кресло и сказал что должен рассказать ему одну историю. История же эта является страшной тайной их семьи.