Алекс Реут - Кинопольский волк

– Так не может быть, чтобы никто по рукам дать не мог!

– А кто даст? Охотники в людей не стреляют, у экологов даже ружей нет, в судах у этих ворюг все свои, а ваш Бог – он высоко слишком, ему оттуда не видно. Скоро вообще леса не останется. С одной стороны будет море, а с другой – заборы и ещё раз заборы. И охрана возле шлагбаума.

– Да, они как волки хищные… Но нет, не страшно оно! Вот помяните моё слово – поздно уже волноваться! Скоро всё равно конец света, там и откроется. А пока что есть, берите, потому что после конца света сами знаете, брать ничего не разрешат.

– Эх, бабушка, до этого вашего конца света как до коммунизма – ещё дожить надо. А эти, в коттеджиках, спят спокойно – у них охрана есть. Вот, например, волки. Вы, например, знаете, что волк человека почти не боится и с радостью им обедает? И что питается он в основном из наших с вами скотомогильников? А сейчас, когда в деревнях невесть что, в лесу полно подранков – тут браконьерам спасибо – а охотничья служба развалена, то никто не знает, сколько в лесу волков. Зато очень хорошо известно, что волк взрослых мужчин – боится, женщин – почти не боится, а детей не боится совсем. И человек для волка даже не конкурент, а трудно добываемая, но очень лакомая добыча. Что получили? Каждую неделю в газетах: волки напали, волки загрызли, волки съели и унесли. Охрана не ведётся, отстрела целенаправленного в помине нет. Волки едят людей, а людям всё равно.

– А куда ж министры смотрят с президентом?

– В другую сторону они смотрят, бабушка. А волками занимается Мантейфель. Тот самый, чьи коттеджики мы сейчас проезжали. И тот, у кого коттеджик в лесу, спит там спокойно, потому что волки своих не трогают, они в деревнях закусывают, которые возле леса. Скоро как в царской России у нас будет. Знаете, сколько народу волки в год тогда съедали? От тысячи до полутора! И это притом, что населения было раза в два меньше.

– У Матвейчева ненадёжные данные!

Воцарилось молчание.

Мальчик оторвался от книги и смотрел на них полыхающими чёрными глазами.

Охотник удивился..

– А ты откуда про Матвейчева знаешь?

– Это самая подробная книга о волках из недавно вышедших. Ещё есть грузинская монография по этологии, но она про другое. А вот книга Матвейчева очень хорошая, но статистика по нападениям довольно ненадёжна. Он даже в источнике ошибся. Говорит, что взял у Зворыкина, хотя на самом деле это Генерозов, который собрал данные по отчётам полицейского ведомства ещё царских времён. А этим отчётам верить нельзя. Там каждый год одни и те же цифры. А если цифры каждый год одни и те же – значит, их никто не считает, а просто берут прошлый год и переписывают снова.

– Ну допустим. А откуда же взялись самые первые цифры? С которых переписывать начали.

– Если заглянуть в отчёты, всё становится ясно. Выяснится, что при царе и волки были не чета нынешним: чаще всего нападали на купцов, урядников и почтовые кареты, а нужны им были не люди, а деньги, кольца и то, что в повозке.

– Так что, по-твоему, настоящие волки на людей не нападают?

– Нападают. Но не так часто, как пишет Генерозов. В США за три года, с 1916 по 1918, было около тысячи пятисот случаев просто нападений. И процент смертельных совсем небольшой.

Охотник, смутившись, посмотрел на книгу, которую отложил его неожиданный оппонент. Книга называлась «Руководство по организации и обработке зоологических наблюдений», за авторством Любищева.

– В животных ты, похоже, разбираешься.

– Тут не обязательно в животных разбираться. Достаточно книги сравнить. Сразу станет ясно, кто у кого переписывает.

– То есть Матвейчев, по-твоему, списал не у того?

– Матвейчев хорошо написал, но не всё проверил. У него и источников было немного. До тридцатых годов, пока коллективизация не началась, волки вообще мало кому интересны. Самая первая нормальная публикация – это «Волк» Сабанеева, но она вышла ещё в 1887. Представляете, какая старина? Александр Второй ещё живой, пять лет прошло, как Дарвина издали. Потом, вплоть до тридцатого года, сплошное затишье, ничего нового. А вот как появились колхозы, коллективизация пошла – сразу выходит целая серия про то, как волков ловить, бить и истреблять. Весь скот стал советским, а советская власть не любила, когда у неё воруют. Для нашей науки тридцатых волк – это не просто хищник, это самый настоящий классовый враг. Сразу вспомнили, что он «серый помещик». Его не изучали, а истребляли. Зворыкин открытым текстом пишет: о волке мы знаем мало. Книжечек издали много, но о повадках там почти ничего. Три темы – как выслеживать, как стрелять, как разделывать тушу. Хотя мясо у волка не вкусное.

– Ладно, про мясо ты прав. Но ты, надеюсь, согласен, что при Советах волк своё место знал?

– Знал. И не рез пытался вырваться. В семьдесят третьем даже в Главохоте были уверены, что волк нашим овцам больше не опасен. Прошло лет пять – и в конце семидесятых волков опять навалом. Никто толком не знал, почему.

– Звери расплодились?

– Или какой-то свой цикл. Демография животных – штука сложная.

– Надо же, – усмехнулся охотник, – дети какие пошли. Лучше меня знают, что было в Главохоте.

– Это я к вступительным экзаменам готовился.

– И на кого ты будешь поступать? Неужели будущий зоолог?

– Этолог, если быть точным.

– Этолог – это кто?

– Зоопсихолог. Изучает поведение животных. Их характер, повадки, воспитание, формирование, инстинкты, рефлексы…

– Надо же, какие науки есть. И, судя по поезду, – охотник оглянулся по сторонам, – поступать ты будешь в Питер?.

– Разве в Питере учат, – отмахнулся будущий натуралист, – Там ни этологии, ни ветеринарии. Энтомологи есть, этого не отнять, но с животным миром там послабее. Вот в Москве школа хорошая, но они там на биоинформатике повернулись. А этология, за какую не стыдно, есть только в Кинополе.

– В Кинополе? Биология? Да тут футбола нормального нет!

– Естественно, что нет! Все футболисты ушли в биологию.

Отсюда, с третьего этажа Южного Вокзала, Кинополь казался почти бесконечным.

Даже не верилось, что он будет жить в таком большом и замечательном городе. Уже привокзальная площадь казалось ему небольшим музеем. Высокие, ещё сталинского ампира дома с полукруглыми окнами и выступающими колоннами, трамвай, зазвеневший прямо под ногами, пёстрые рекламные щиты – всё казалось невероятно красивым.

– Давно ждешь?

– Нет, минуты две-три.

Александр Волченя обернулся и кивнул, сдержанно улыбаясь и по-прежнему не выпуская из рук книгу Любищева.

Волченя немного боялся, что дядя его просто не найдёт – ведь прошло уже пять лет – и всё равно просил встретиться не на перроне, а возле огромного круглого окна, немного похожего на окно-розу готического собора. Будущий студент хотел получше разглядеть город, в котором ему предстояло учиться.