София Лисова - Слёзы Невинных

– Вы мне льстите.

– Нет, хотя твоя биография не давала поначалу надежд. Ты хулиган, часто пропускаешь незначительные мессы, не всегда крестишься, а если исповедуешься, то раз в месяц. Совершено случайно это было вчера.

– Грешен.

– Святой Павел вообще был гонителем христиан.

– То есть, у меня есть еще шанс? – спросил я, опешив. Похоже, меня и впрямь желают записать в священники. Так что, получается, я буду носить черную рясу, а если получится, то и красную? То есть, захочу и в белую с золотом влезу. Только меня смущает пара моментов: все же я вампир. Ну, и к тому же знаюсь с демонами. Кицуне самое настоящее воплощение демонического лиса, которое может стать со мной одним целым.

– Есть, и неплохой. Я присмотрюсь к тебе. И если ты не подведешь меня, то после школы поступишь в духовную семинарию.

Затем он благословил меня и вышел. А я расстроено поблагодарил его за эту честь. Значит, времени у меня всего год, поскольку я учусь в последнем классе старшей школы. Но, похоже, что эта единственная дорога, которая приведет меня к карьере. Наверное, я должен радоваться, что мне все так просто удалось, практически без собственной помощи. Бывало, что карьеру приходилось выдирать с такими боями, что мама не горюй. Эх, зря я вспомнил эту поговорку. А вот, каково это, когда у тебя есть мама и она грустит? Наверное, я могу все же это понять, ведь у меня есть Онесан. Впрочем, она есть у нас всех, просто не хочется ни с кем делиться ее любовью. Даже ее слезы, что текут из- под черной вуали, тоже не хочется никому отдавать. Жаль, что я не могу вытереть их с ее лица. Ведь она плачет из- за нас. Мы такие глупые, как она говорит. Она не хотела нас так наказывать, но пришлось, иначе бы мы ничего не поняли.

Прости, Онесан, я пока не понимаю, хотя честно думаю об этом вот уже которую жизнь. Но что я не так сделал? Она сама хотела этого! Она плакала, а мы не имеем права позволять, чтобы невинные плакали. И это наша вторая заповедь. Ты сама это говорила. И она тоже так говорила. Я не мог сдержаться. Я не мог видеть ее слезы, как не могу видеть твои слезы, Онесан. Мы причинили тебе боль уже своим рождением. Правда, ты никогда не рассказывала, как нас делали, но ты говорила, что мы кричали от боли. Почему? Разве рождение это боль для того, появляется на свет? Наверное, я так и не узнаю этого. А потом мы знали точно, что в нас вложены три заповеди, и, казалось, что их несложно будет соблюдать. Мы должны подчиняться только тебе, Онесан. Даже наши создатели не могли приказывать нам. Наверное, они поступили мудро. Не знаю, и не мне их судить за это. Защищать невинных от нечисти и нежити, это наша вторая заповедь. Они не должны плакать из- за таких, как мы. И те, кто пытается лишить их света надежды на спасение, должны быть наказаны. Поэтому, нам нельзя пить их кровь. Вот и все. Это была третья и последняя заповедь. Казалось, что это нам не грозит, тем более, что вокруг было довольно другой пищи. Все было хорошо, пока я не влюбился в невинного.

Быть может, она не блистала красотой, как фея, не сражала своей родословной, как королева, но она любила меня, а я любил ее. Наивный дурак, который уже никогда не испытает подобных чувств. Да и может ли любить искусственный организм? Но почему мне тогда казалось, что это не так? Почему я не хотел в это верить? Почему я не мог спокойно смотреть на ее слезы и отказаться? Почему? Быть может, если бы она хотела вечной молодости, красоты, власть и силу, я бы устоял. Но она боялась потерять меня, она не хотела ни в ад, ни в рай, потому что там не было меня. И я туда никогда не попаду. Я сам боялся разлуки с ней, зная, что она проживет всего сто – двести лет. Я знал, что буду страдать, и она это знала. Поэтому ее слезы так тронули мое искусственное сердце.

Онесан, я не хотел, хотя и знаю, что это не оправдание. Мне было больно, когда она плакала. Мне было еще больнее, когда я пил ее кровь, зная, что становлюсь грешником, но не понимая почему. Ей не было больно, я это знал. Но я словно бы заживо резал себя. Кто мне скажет, почему так? И зачем мои глупые братья вступились за меня? Если бы они просто промолчали, то я бы пошел на это наказание один. Да, то т кто защищает грешника, тот сам грешник. Так я думал, пока ты не сказала, что наказала их не за это. Они должны сами все понять. Правда, я и сам не понимаю. Онесан, я не понимаю, но я не имею права даже спросить тебя об этом, иначе придет Палач, и он убьет нас. Таковы правила нашей игры. И мы теперь будем постоянно перерождаться в разные миры и разные жизни. А правил в этой вечной игре совеем немного. Выигрывает тот, кто может изменить свою судьбу. Изменить хоть как- то. Но у нас пока не получилось, и мы раз за разом возрождаемся и начинаем свою игру в попытке все изменить. У нас ничего не выходит, и все идет по одному и тому же сценарию, лишь с небольшими вариантами. Что- то мы не понимаем. Но только вот что? Ведь судьба не изменится оттого, что я умру первым, а не последним.

Пожалуй, есть одна вещь, которая у нас еще ни разу не получилась: мы не смогли остаться живыми все трое, мы не смогли помириться. Но пока мы далеко друг от друга, мы можем мечтать об этом, но стоит встретиться, как словно бы сходим с ума. Ладно, проехали. Не надо думать об этом слишком долго, а то мозги вскипят. И я с новыми силами и оптимизмом пошел на улицу.

Я никогда не утверждал, что я оптимист, и что не умею думать о грустных или серьезных вещах, но я знаю, что я и не пессимист. Не могу все время думать о плохом. А кто сказал, что я реалист? Это, как в анекдоте какого- то мира, да? Оптимист видит свет в конце туннеля, пессимист – темноту, а реалист все это и к тому же, поезд, несущийся на него. Надеюсь, что я все же реалист, а не кто- то иной. Ладно, иду домой: на сегодня я и так уже перевыполнил свою задачу по внедрению и развитию. Дом у меня недалеко от школы, что не принципиально, поскольку, это все равно мой последний год обучения. От собора далековато, но можно ходить в небольшую церквушку. Честное слово, как раз небольшие я и не люблю. И вот я дошел до своего дома. Мой дом трехэтажный, рассчитанный на все удобства, у него есть аккуратный дворик и красивая ограда, правда, больше декоративная, чем для защиты. Но тут уже сказываются особенности этого мира. Гараж у нас тоже есть, а в нем три машины: для родителей и семейная, когда мы выезжаем на природу. Обещали и мне купить к окончанию школы. В самом доме живут мои родители и младшая сестра. Кроме того, нас частенько навещает мой дядя, который священник. Ну что сделаешь, если здесь это самая престижная работа. Судя по старенькому потрепанному автомобилю, он уже приехал. Я вошел в дом, скинул свой рюкзак на стол и громко оповестил всех о своем присутствии. Из столовой вышла мама. Она вытирает руки от муки и смотрит на меня добрыми голубыми глазами. Ее светлые волосы повязаны косынкой, а стройную талию обтягивает передник.