Артем Чурюкин - Война с самим собой: Дорога Снов

За пустым разговором прошло почти полтора часа, и мы наконец подъехали к парковке неподалёку от Домодедово. Я избавился от бывшего вояки, скучающего на пенсии. Каждый раз, выходя из очередной машины после очередной беседы, я задаю себе вопрос, почему в таксисты сейчас идут лишь три категории населения?

Первая – это военные в отставке, обязательно женатые, но не привыкшие проводить время со своими супругами и потому убегающие от них на практичных японских автомобилях. Вторая – это, конечно же, нерадивые студенты на убитых европейцах эконом-класса, при поездке в которых в голову закрадываются вполне обоснованные опасения за безопасность собственной шкуры. Ну и, наконец, постаревшие братки из 90-х, которые то ли подняться не смогли, по тем или иным, ментальным или не очень, причинам, то ли успели вовремя соскочить. Конечно же, ни на чём, кроме уродливых «мерсов», они кататься не могут, не умеют, да и не хотят. Ребят на заниженных «Приорах» я не беру в расчёт – я туда больше не сяду даже под дулом пистолета. Уж лучше пристрелите сразу, прямо из окна, открытого ручным вращением ручки.

В любом случае, «извозчики» (как любил себя называть тот «государственный клерк», который вёз меня несколько месяцев назад в 5 утра из бара в полуобморочном состоянии) – они однотипны и очень похожи на каких-то онанистов.

Ведь можно долго ухаживать за девушкой, изучать её саму, её повадки, интересы, особенности, и, наконец, в момент заветной близости всё равно оплошать. Но потом, если после первого же раза ничего не закончится, спустя десятки ночей или даже несколько лет отношений ты узнаешь, чего она хочет, а чему противится, что любит, а что лучше даже не пытаться сделать, то награда окажется очень и очень достойной – вы просто станете единым целым, сольётесь в экстазе. А можно снять шлюху на час-другой, как-то быстро, не вдаваясь в детали, привыкнуть к ней, удовлетворить себя и бросить её. Но для совсем отчаявшихся есть очень простой и дешёвый выход – кто-то шпилится, а ты сидишь и наяриваешь и мечтательно представляешь себя на чьём-нибудь месте из тех, кто по ту сторону экрана, в зависимости от своих вкусов.

Так и с автомобилями. Можно выбрать спутницу на годы вперёд, но долго изучать её, экспериментировать на тест-драйвах, искать точки соприкосновения, пока наконец она не отблагодарит тебя сполна тотальной покорностью и предсказуемостью, и это неплохо. Совсем наоборот – это прекрасно. Можно арендовать на пару дней уставшую, замызганную машину, которую умельцы после каждого, подобного тебе, наспех приводят в относительный порядок. Тебе едва ли это понравится, но, раз уж деньги отданы, ты постараешься выжать из неё всё, на что она способна, совершенно не заботясь, в каком состоянии, насколько избитая и измотанная она останется после тебя. Ну, а можно вызвать такси и наблюдать, как кто-то другой резво (или не очень) управляется с машиной, которая могла бы быть покорна тебе, пускай всего лишь на несколько часов. В этом мире почему-то стало можно всё.

Моя верная японочка не особо радовалась воссоединению: вместо восторженной мелодии сигнализации я услышал от неё, обиженно отвернувшейся капотом к жестяному забору, только язвительный писк отпирания дверей. Ничего, стоило лишь вставить ключ в зажигание, провернуть его, и мотор тихонько заревел. Лёгкое и нежное нажатие правой ногой на педаль газа, впрыск пьянящего топлива в камеру сгорания, и обороты пошли вверх, рёв усилился, и по рулю пошли лёгкие вибрации. Что же, прокатимся.

В последнее время я за собой всё чаще и чаще стал замечать, что мой стиль вождения сильно изменился. Если раньше я равнодушно тащился со средней скоростью (конечно, не превышающей ограничения на данном типе дороги) в какой-нибудь средней полосе, то сейчас змеёй извиваюсь по полосам (хоть с «поворотниками»), выжимаю из двухлитрового движка каждую лошадиную силу без остатка и задумываюсь о нехватке мощности. И это не потому, что я вдруг возомнил себя «асом», наконец-то слился с машиной (я давно это сделал, наверное, ещё тогда, когда только разглядывал фотографии и читал обзоры этих харАктерных авто) или мне не хватает адреналина. Просто мне теперь всё равно, если моё лихачество плохо кончится. И раньше у меня было два непогрешимых правила, если на следующий день я собирался сесть за руль: не пить и хорошенько выспаться. А теперь… Нализаться и не спать всю ночь? Да почему бы и нет!

Квартира покрыта ровным слоем пыли, как будто меня не было не две недели – а как минимум несколько лет. Даже воздухоочиститель, истратив весь свой ресурс, отключился и раздражённо и злобно сверкал красным диодом, требуя новый фильтр. Кафельный пол в туалете хранил отпечатки подошв кроссовок друга, заходившего полить цветы (ну и справить нужду, очевидно) в моё отсутствие, кухонная столешница с виду чиста, но это лишь иллюзия удачно выбранного узора – он скрывает грязь, пыль, жирные разводы, да всё что угодно. Бывшая жена выбирала. Но стоит провести по поверхности рукой, и на пальцах останутся тяжёлые пылинки кирпичного цвета. Что же, мне не впервой брать в руки тряпку, наливать ведерко тёплой воды и драить всю квартиру часами. Так было после каждого переезда: что в ту забытую московскую квартиру, оставленную моим отцом за пару лет до катастрофы-2011, что после ремонта этой, и после моего переезда в эту, и теперь, после моего Перерождения. Похоже, это обычный атрибут окончания любого этапа жизни – яростно оттирать окружающую тебя грязь.

Но в первую очередь нужно избавиться от «триггеров» памяти. От всех тех вещей, которые поддерживали старого меня в безнадёжном ожидании чуда. Теперь мне они не нужны, они, напротив, будут только усугублять заточение осколка моей души в пустых чувствах и воспоминаниях, злить и давать ему силы и надежду для борьбы. Я не могу этого допустить. Поэтому пыль – пылью, а настоящий мусор прошлых жизней кроется в безобидных с виду вещах. И я должен успеть избавиться от них как можно скорее – у меня есть от силы пара часов до того, как нужно будет ехать забирать пса из гостиницы (и зачем я только позвонил и уже договорился), но время до того, как они, эти безделушки-отсылки к былым временам иллюзии счастья, своей гнилью проникнут в меня и отыщут пожирающую изнутри опухоль, дабы подпитать её – это время неизвестно. Может, потребуется минута, а может, этого не случится вообще. Но если случится – будет тяжело, очень тяжело. Поэтому, даже не разуваясь, я приступаю к Чистке.

Мне оставили только самые старые вещи, памятные выцветшие открытки и фотографии, изношенную одежду, свадебное платье – словом, не нужный ей хлам, который только вывезти на дачу, ну или на мусорку. Как и самого меня, тоже теперь не нужный ей хлам, и тоже на мусорку. Я остервенело кидаю вещи в прозрачные синие мусорные пакеты – оставшуюся от неё одежду, свадебное платье, и то, в котором мы проторчали часы в электричках в давней поездке в Тверь, на Волгу; рукодельные открытки с корявыми подростковыми, но нежными стихами: «Слова… Вокруг слова одни… Ничтожность их вмешалась (буква «щ» подтёрта) в наши дни, но нет покоя, пока они наполнены тобою…», и я даже зачем-то помню, как она вручала её ему (то есть мне… Тогда ещё – мне) ранним утром в пустой школьной столовой; цепочка с крестом, столь недавно поставившим жирную чёрную точку в наших отношениях; ненавидимая нашим школьным другом баночка с веточками вербы, каждую весну аккуратно и незаметно заменяемыми ею на новые, а я при каждом случае наигранно удивлялся, как они способны не увядать столько лет; подсвечник с выжженными лазером в стекле пузырьками воздуха, складывающимися в фотографию на пирсе в Керчи; рамка с картиной, на которой переплелись в экстазе ангелы, но различимые только под определённым углом, и с надписью (как же красиво она выводила буквы, когда хотела) шариковой ручкой на обороте: «Спасибо за бессонные ночи. Твоя. Всегда.» Не думал, что у слова «всегда» есть свой срок годности. Оказалось – есть, и не такой большой, как могло бы показаться, совсем не те самые обещанные десятки лет.