Дженни Джонс - Голубое поместье

Том отступил назад. Вблизи проволочной фигуры чуточку пахло аммиаком. Ему сразу вспомнился звук колес, катящихся по коридору в сторону его комнаты.

Кейт была уже возле его плеча.

— Кресло это принадлежало Джону Дауни, — сказала она негромко, и Том понял, что Кейт сейчас из-за темноты не видит его лица.

— Кому? — переспросил он с внезапной хрипотцой в голосе.

— Джону Дауни, мужу Элизабет, моей прабабушки. Тому, который был отравлен в окопах, безнадежному калеке. Люди удивлялись, почему Элизабет пошла за увечного… все думали, что у нее не будет детей.

Том постарался сосредоточиться на ее словах и выпустил из рук край занавеса, чтобы не видеть эту тревожную фигуру в древнем противогазе.

— Но у Элизабет родился ребенок.

— Да, бабушка Элла. Та, которая устроила этот чердак, повесила эти бусины и начала связывать фигуры.

— Призрачные…

— Тебе так кажется? — Она нахмурилась. — Тебе не понравилось?

Заметив ее разочарование, он пожалел о сорвавшемся слове. Глупо, он опять позволил себе лишнее.

— Кресло на колесах кажется мне немного жутковатым, — сказал он. — А все остальное просто чудесно.

Кейт, по-видимому, приободрилась. Они задвинули занавес и оставили чердак, задув за собой свечи.

— Сегодня ты проведешь ночь со мной? — спросила она.

— Я приду попозже, — сказал Том, не выпуская ее руку. — Мне нужно кое-что записать.

— Ах да, семейная история. Неужели я вновь вдохновила тебя? — Она комически вздохнула. — Сама себе врежу… Похоже, мне не суждено часто с тобой встречаться. А как насчет настоящего. Том? Как насчет меня?

Увидев ямочки на щеках и треугольную улыбку, Том решил, что она шутит, и прикоснулся рукой к ее щеке.

— Я не задержусь, обещаю.

Однако, спустившись в неприбранный холл, он подумал, что настоящего никогда не бывает достаточно. Настоящее стоит на прошлом, и прошлое формирует его. И фигура в инвалидной коляске так и застыла на чердаке в своем противогазе.

«Ее пальцы обнаруживают легкую неуверенность. Элизабет все еще пытается приколоть к нужному месту оранжевый цветок, когда входит тетя.

— О, моя дорогая, позволь… — В молчании снуют ловкие пальцы Маргарет, и скоро цветы вполне профессионально и надежно пристроены к месту.

Лицо Маргарет в зеркале деловито и озабочено. Только не говори ничего, Мегс, думает Элизабет. Уже слишком поздно что-нибудь говорить. Впрочем, дом вокруг погружен в тишину, дающую простор мыслям. В голосе тетки звучат холод и бесстрастие, вся сила ее характера находится под контролем.

— Подумай еще раз, Элизабет. Сейчас еще не слишком поздно. Скажи одно слово — и мы откажем. В этом нет никакого позора, никто не посмеет в чем-нибудь обвинить тебя.

— Я знаю. — Элизабет поднимается и поворачивается лицом к тетке. — Не беспокойся, Мегс, я знаю, что делаю. — Никогда прежде она не была столь уверена.

— Но ведь это будет лишь половина жизни… не все, что положено человеку.

Элизабет едва обращает внимание на ее слова. Она прислушивается, она ждет, когда негромкий посвист колес сообщит им снизу о прибытии ее Джонни.

— Ну а если ты захочешь детей?

Вот он, шелест колес по дереву, далекие голоса, передняя дверь открывается и снова закрывается.

— Я уже готова, — говорит она. — Пожелай мне удачи, Мегги. Покрепче желай.

На мгновение обе приникают друг к другу, и дом ласково смотрит на них, нежный словно голубка.

…

— Можем ли мы теперь рассчитывать почаще видеть вас в городе, миссис Дауни?

Деликатный вопрос, мой старый друг… Элизабет улыбается доктору Шоу.

— О да, я буду заскакивать по разным поводам. Наверняка успею надоесть вам.

— Ну, в этом я сомневаюсь. — Он с озорством смотрит на нее поверх шампанского.

— Есть одна вещь, которую вы должны, однако, запомнить.

— Ах, великая тайна. Вы действительно сохраняете свою девичью фамилию? Об этом уже говорят.

Она кивает.

— Джонни не против. — Они оба смотрят на мужчину, сидящего в коляске. Он слушает Саттонса, но сейчас смотрит как раз на Элизабет и доктора. Джонни поднимает бокал, глубокие карие глаза, иронически кося, улыбаются.

Она отвечает улыбкой.

— Во всяком случае, пока Джонни не придется менять фамилию… Вы, конечно, понимаете, что такое масштабное действо мы устроили именно поэтому: пусть все знают, что узел затянут крепко и надежно, невзирая на то, что имена будут различны. Как вы думаете, получится?

— Вы просто волшебница, моя дорогая. У вас получается все.

— Если бы только так было… — Она вздыхает. — Мы не хотим, чтобы наша фамилия перестала существовать, во всяком случае сейчас. Этого желала бы мать. Я — последняя из Банньеров, кто может унаследовать имя.

Непродолжительное молчание свидетельствует о невысказанных воспоминаниях, неуместных в такой день. Доктор Шоу колеблется.

— А о вашем брате ничего не слышно?

— Нет, и достаточно давно. — Она готова к этому разговору.

В глазах Джима Шоу светятся доброта и понимание.

— Должно быть, он получил тяжелый удар, узнав, что ваша мать таким образом распорядилась своей собственностью.

— Родди не нуждается в ней. Он хорошо обеспечен.

— А дом — это такая ответственность.

Доктор, старый друг, вправе настаивать. Она улыбается ему.

— Теперь мне будет помогать Джон.

Шоу пожимает ее руку.

— Я надеюсь, что вы будете очень счастливы вместе, моя дорогая. Джон Дауни — необыкновенный человек, он — настоящий герой, и вам повезло, что вы отыскали друг друга.

— Не все смотрят на наш брак подобным образом, Джим, но мы с вами знаем правду. — На мгновение их глаза встречаются, и тут внимание Элизабет привлекает нечто другое.

— О, Эрика, какая чудесная шляпка! Я сразу обратила на нее внимание.

— И это когда ты шла по церковному проходу! Да, я уверена…

Элизабет улыбается доктору и следует дальше. Джим Шоу знает по крайней мере часть истории. Знает, почему она не вправе рассчитывать на лучший брак. Впрочем, она не из тех, кто сожалеет.

…

— Устала, милая? — слабый шепот возле нее. Джонни прижимает ее руку к своей щеке, пока они провожают последнего из уходящих гостей.

Она наклоняется, обнимая его за плечи. Ей хочется плакать. Должно быть, реакция после долгого-долгого дня.

И все же солнце лишь начинает садиться.

— Пойдем и посмотрим на сад.

— А как насчет того, чтобы убрать? — Он выглядит отчаянно усталым. Она ощущает знакомый прилив теплого чувства, которое предпочитает называть любовью. Она решила заботиться об этом хрупком изувеченном теле, и пусть у нее никогда не будет детей: это ничего не значит. Джонни будет уютно с ней, сколько бы ему ни оставалось в этой жизни.

— Сара придет завтра. И если ты полагаешь, что я собираюсь начинать семейную жизнь с мытья посуды в день свадьбы…