Джен - Монастырь потерянных душ

Мы очутились в незнакомом квадратном дворе, где не было ни одной травинки, одни серые камни. Широкие ступени посередине вели вниз, в темноту, точно в подземный переход. На меня по-прежнему не обращали внимания, так что я тоже стала спускаться. Когда естественный свет перестал до нас доходить, по бокам — на стенах — вспыхнули лампы. Создавалось впечатление, будто они зажглись от звука наших шагов.

Мы добрались до небольшой платформы под низким потолком — здесь могли бы уместиться человек тридцать, и в два раза меньше был способен принять темно-красный, с желтой горизонтальной полосой на боку, вагон, чьи двери разъехались автоматически при нашем появлении. Монахи втащили туда коротко стриженого и бережно уложили на диван. Затем Джей и Роман внесли девушку, посадили ее, прислонили к стенке, и, придерживая, сели рядом. Костя и Лаури устроили длинноволосого, а затем, как монахи, встали, держась за поручни. Последней вошла я. Происходящее меня злило, но я ничего не могла поделать. Двери бесшумно закрылись, вагон двинулся в темный туннель.

— Они живы, — сказала Джей. Как я подумала, для того, чтобы меня поддержать.

— По крайней мере, я не чувствовал, как он дышит, — довольно резко произнес Лаури.

— Может, пощупать пульс? — предложил Костя.

— Успокойтесь, — сказал старший Монах. — Вы все равно ничего не сможете изменить.

Это звучало, скорее, загадочно, чем с обреченностью. Мы задумались. Вагон немного качало, и движение сопровождалось негромким гудением. Я опустилась на свободное место в углу. Красивое лицо Лаури в неровном свете выглядело лицом отрицательного героя. Роман сидел, немного нагнувшись вперед и сплетя пальцы между колен. События последних двадцати минут его явно интересовали, но он не намеревался расспрашивать, а спокойно ждал продолжения. Костя смотрелся как на похоронах в своем черном. Джей повернулась к стеклу и глядела то ли во тьму, то ли на свое смутное отражение. Я все еще злилась, поскольку не знала, что меня ждет. Угораздило же эту неприятную троицу забрести в Монастырь!

Остановка вагона, два десятка широких и низких ступеней вверх, огороженная площадка у отвесной скалы, вагончик канатной дороги, куда мы набились, как сельди в бочку. Слабый запах пота, ткани, мужских волос. Когда мы прибыли к тому же зданию со входом-ртом, куда мы путешествовали на днях с Денисом, я очень удивилась, что не заметила раньше второй канатки. Потом вдруг пришло в голову, что их может быть пять, восемь, десять, но они показываются по мере необходимости. Снова захлестнуло ощущением сна. Я поддерживала голову блондинки, открывала двери, возникающие по пути. В конце концов, мы оказались в зале с высоченными потолками, большими окнами с видом на пасмурное небо и лес, белыми стенами, железными койками с белым бельем и белыми ширмами. Натертые полы блестели, отражая наши силуэты. Похоже, это была больница.

Мы сняли обувь с неподвижных людей и уложили их на кровати — по указанию монахов, довольно далеко друг от друга. Затем еще и разгородили их ширмами. Младший монах взял снятые кроссовки и унес. Пока мы провожали его взглядом, Старший тоже куда-то исчез. Джей повела плечами, освобождаясь от невидимой тяжести.

— Что теперь? Мы больше не нужны?

— Я знаю, как отсюда выбраться. Вернуться в Монастырь, — сказала я.

— А зачем? — Джей потянулась, напомнив большую довольную кошку. — Давайте останемся здесь. Спальных мест хватает, еду добудем…

Роман улыбнулся ей. Как будто ничего особенного не произошло. Как будто они не волокли только что девушку в бессознательном состоянии. Я посмотрела на лежащего ближе всех коротко стриженого. Его рот приоткрылся. Кажется, так иногда бывает у трупов.

Костя, Лаури, Джей и Роман образовали некую группку, словно им было приятно оказаться здесь вместе и пообщаться. Я начала от них отходить, отходить, медленно рассматривая зал-палату, лепку под потолком. Никто на меня не оглядывался. Когда же я оказалась в нескольких шагах от распахнутой двери, то развернулась и быстро вышла. Взлетела по какой-то лестнице, остановилась на площадке перед полукруглым окном. Сердце билось часто-часто. Но я чувствовала облегчение.

Из того, что в Монастыре я могла создать себе новое прошлое — то, которое придется мне по душе, — следовало, что я и в настоящем могу совершать поступки, какие душа пожелает. Первый урок. Я оставила попытки отыскать в себе чувство вины за то, что отвела гостей напиться, и уж тем более — перестала придумывать оправдания. Это случилось. Это часть моей личной истории. В ней оставались пробелы. Образ профессора встал передо мной. Я задала вопрос. Полупрозрачный профессор парил в воздухе как привидение.

Умный человек не станет делать другому зло, потому что тем самым он делает зло себе, — вспомнила я наш ночной разговор. Если профессор в это верит, то существует три варианта. Либо настоящий виновный хотел причинить себе вред (эта версия отдавала дешевым триллером про маньяка, и я ее отмела); либо дело в свойствах воды, которая меняет свой состав так, что временами способна погрузить человека во что-то вроде комы или летаргии; либо речь идет не о вредном воздействии, а о запланированной акции, вроде спектакля… Нет, трудно было поверить, что блондинка имела отношение к Монастырю: у здешних совсем другие глаза. Значит, вода.

Что ж, — усмехнулась я с горькой решимостью. Теперь я пойду и выпью этой воды.

Старший Монах сидел во дворе с фонтанчиком.

— Хочу пить, — недружелюбно бросила я, преисполняясь жалости к себе и обиды на весь мир.

— Ты уверена, что тебе это нужно? Ты ведь многое пропустишь.

— Я попробую.

Он отвернулся. Я склонилась над фонтанчиком, — брызги попадали мне на лицо, — и хлебнула холодной вкусной воды. Второй глоток. Третий. Наверное, хватит.

Я отошла. Потом, подумав, села у стены напротив Монаха.

Ничего не происходило.

— Почему? — спросила я.

— Только не думай, что ты особенная. Просто мы предполагали, что ты так поступишь. Нас не интересует исследование неподвижных тел.

— Тогда зачем… — я ужаснулась возможной жестокости. — Неужели вы их отравили?

— Разве тебе их жалко?

— Нет… — неуверенно произнесла я, а потом вспомнила эту троицу с рюкзаками как следует, и повторила твердо: — Нет.

— Не волнуйся, — Монах смотрел не на меня, а на стену. — Мы не можем позволить, чтобы о жизни в Монастыре узнали посторонние люди. Состояние вроде спячки и небольшая амнезия. Это лучше, чем запирать двери и тратиться на охрану. Через какое-то время они очнутся в районной больнице, а люди, которые их привезут, скажут, что обнаружили всех троих в лесу в бессознательном состоянии… например, у костра с котелком, в котором осталась похлебка из местных грибов. Кое-кто использует этот сорт как наркотик.