Анна Кирьянова - Охота Сорни-Най [журнальный вариант]

Зверев сел на пенек, смахнув снег, поставил перед собой рюкзак и развязал крепко затянутые Олегом завязки. Потом не спеша извлек аппарат, положил его к себе на колени и принялся тыкать в кнопки и настраивать ручки. Послышалось тихое пиликанье и шум, похожий на звуки радиоприемника. Степан нажимал кнопки, в ответ раздавалось попискивание, знакомое Олегу по фильмам про шпионов и врагов народа, которых в СССР когда-то было великое множество. В одном фильме про подводную лодку шпион использовал вместо передатчика целое пианино, в другом — пишущую машинку, с помощью которой передавал секретные сведения и вредил советской стране, как только мог. Олег затаил дыхание от восторга: перед ним сидел настоящий шпион, который выходит на связь с врагами государства. Именно он, Олег Вахлаков, разоблачил негодяя, именно он немедленно донесет на шпиона куда следует и получит все возможные награды и поощрения. Он будет в центре внимания, он станет кумиром всех студентов и преподавателей, все будут с восторгом и восхищением смотреть на Олега Вахлакова, награжденного медалью или орденом и, конечно, поощренного денежной премией или автомашиной. “За шпионов должны поощрять!” — твердо убедил себя Олег, впившись взглядом в согнутую фигуру Зверева, по-прежнему сидящего на пеньке с рацией в руках. Лицо Степана было сосредоточенно, он прислушивался к ответному писку, который, видимо, содержал в себе не слишком приятную информацию, потому что Степан выругался на нерусском языке и сплюнул.

Действительно, из Центра передали сводку погоды — ожидались сильный ветер, оттепель, а за ней мог последовать буран, перенести который в походе было бы нелегко. Это могло замедлить путь и создать много лишних сложностей. Кроме того, информации, переданной Степаном, не придали особо важного значения. Никто не собирался, очевидно, что-либо предпринимать или высылать группу поддержки, состоявшую из опытных людей, вооруженных военных и сотрудников милиции. У Степана сложилось впечатление, что пока происходящее в Центре не принимают всерьез, а выполняют скучное задание, реализуют не слишком продуманный план, чтобы поставить галочку в очередном отчете, и только. Зверев беспокоился за исход похода; ребята были не очень хорошо подготовлены, да и что с них взять — студенты, туристы-любители, хоть и мнят себя профессионалами. За ними самими надо присматривать, толку от них мало, даже подежурить нормально не смогли прошлой ночью. А места здесь, видимо, действительно опасные.

Степан услышал скрип снега, чей-то вздох и мгновенно вскочил. Натренированным движением прыгнул к ели, за которой трясся от страха Вахлаков, неловко оступившийся. Зверев схватил студента за шиворот и сурово спросил:

— Ты что, следишь за мной?

Ужас сковал Олега, который вообразил, что шпион убьет его, выстрелит из ружья прямо в сердце, а потом — закопает в снегу. Онемевшим языком Вахлаков пробормотал:

— Я пописать отошел, а тут вы… Я просто ходил в туалет… Я ничего не видел и не слышал, не убивайте меня, я никому ничего не скажу! И про передатчик не скажу…

Зверев отпустил Вахлакова и достал из потайного кармана удостоверение, с которым не расставался никогда. Он раскрыл корочки и помахал у парня перед носом:

— Вот, смотри. Теперь ты знаешь, кто я. Я сотрудник Комитета государственной безопасности, Степан Зверев. Выполняю ответственное задание, а ты мне помешал. Так что, товарищ Вахлаков, не знаю, что с тобой делать.

— Не убивайте меня, товарищ Зверев! — тоненьким голоском заныл перепуганный вор, еще не понимая нелепости своих страхов.

Ему все казалось, что суровый Степан сейчас направит на него дуло ружья и каменным голосом зачитает смертный приговор. Степан засмеялся, стараясь успокоить перетрусившего студента, который сразу не внушил ему доверия. Неспроста этот грузный парень крался за ним по пятам, выслеживал, вынюхивал; вот и завязки у рюкзака оказались неправильно затянутыми, только сперва Степан не обратил на это внимания, торопясь связаться с Центром. И как труслив этот толстый ишак!

— Убивать тебя я не собираюсь, хотя наказан ты можешь быть очень строго, — угрюмо и мрачно произнес Степан, глядя на бледное лицо Олега. — Это решат наши товарищи, наши командиры и руководители. Дело передадут в суд. Зачем ты лазил ко мне в рюкзак?

— Я перепутал! Я думал, что это мой мешок! — тоненько завопил Вахлаков, захлебываясь ужасом. От угрозы строгого наказания, да еще по воле каких-то командиров и руководителей, он чуть не упал в обморок. — Я по ошибке, товарищ Зверев, залез в ваш рюкзак, а потом подумал, что вы — шпион, враг народа. Я решил проследить за вами и сообщить в милицию, чтобы вас арестовали. Я комсомолец, советский человек!

— Вот что, комсомолец, — с презрением сказал Степан, который видел душу парня насквозь. — Я тебе верю. Но поверят ли тебе другие — это еще вопрос. Видно, не в первый раз ты лазаешь в чужие вещи. Надо будет — проверим. А пока вот что я тебе скажу. Во-первых, считай, что ты дал подписку о неразглашении государственной тайны. Если сболтнешь хоть слово — тебе конец. Поедешь в здешние лагеря, а тут воров здорово не любят, сразу отрубают им руки, как поймают. Во-вторых, будешь прислушиваться и присматриваться к остальным; если услышишь что интересное — сразу мне расскажешь. Дежурить будем вместе, раз уж ты сунул свой нос, куда не надо. А как вернемся, тебя вызовут, куда следует, и побеседуют с тобой серьезно по поводу твоего будущего. Чтобы оно у тебя — было!

Олег подобострастно кивал головой, проклиная свою глупость, страсть к воровству и подглядыванию. Вот, он попал в такую ситуацию, из которой не выпутаешься. Где гарантия, что этот мрачный тип не поднимет все дела о кражах в институте и общежитии, не проанализирует полученную информацию и не вычислит Вахлакова — вора и негодяя? Что тогда будет с Олегом? Куда его отправят, как сломают его жизнь? Вахлаков ни на секунду не раскаивался в кражах; он раскаивался в своей неосторожности и любопытстве, в неосмотрительности и глупости.

Степан испытывал привычное отвращение, которое всегда появлялось при встрече с трусами. Он хорошо помнил, как просили о пощаде самые жестокие полицаи, предатели, которые с наслаждением мучили и убивали беззащитных людей; именно эти садисты страшно боялись наказания, смерти и сразу теряли последнее достоинство, как только попадали в руки Степана. А Зверев с ними не церемонился, выпытывал нужную информацию и недрогнувшей рукой вешал и стрелял, когда было необходимо — резал и душил. Трясущийся от страха парень напомнил Звереву о многих, многих ему подобных негодяях и мерзавцах, готовых на любое предательство, на любую низость. Может быть, он был слишком суров к этому студенту, очень молодому человеку, который еще не знал жизни, не имел опыта; может быть, с годами парень изменится к лучшему? Но Степан отогнал ненужные сомнения, твердо зная — если и изменится этот дрожащий грузный здоровенный парнище, то только к худшему. Вон как бегают его черные маленькие глаза, как трясутся полные щеки, неспроста он так перепугался, когда Степан намекнул о воровстве. В зимнем ночном лесу, посреди вековых деревьев, за много-много километров до человеческого жилья, стояли эти двое напротив друг друга, и только ветер пронзительно выл в верхушках деревьев, неся с собой оттепель и сырость.