Яков Шехтер - Астроном

Однажды вечером раввин попросил меня проводить его в синагогу. В это время должен быть начаться урок с избранными учениками, и глупая радость сжала мое сердце. – Он все понял, – стучала в голове мысль, – святой раввин все понял и принимает меня в учение. Две улочки, отделявшие дом от синагоги я не шел, а парил, мне казалось, что еще чуть-чуть – и я взлечу в воздух. Мир перестал казаться жестоким и безжалостным, а Гитл – в конце концов, что переменчивее на свете, чем сердце девушки?

Войдя в синагогу, раввин не пошел в свой кабинет, а поднялся на чердак. Там его ожидали десять учеников. Странно, я никогда не думал, что занятия происходит именно там. Наверное, это самое удаленное от любопытных взглядов место.

Раввин велел мне лечь на пол и закрыть глаза. Видимо, так принимают в ученики. Я немедленно повиновался, быстро улегся посреди комнатки, опустил веки и ….

Он исчез, мои дорогие, он растворился среди вечности, став никем, невидимой песчинкой в сонме звездной пыли, но груз его предательства и грузность его горечи остались на моих плечах. Вспоминая прошлые сны, еще и еще раз возвращаясь к подробностям нынешнего видения, я пытаюсь понять для чего поместивший меня здесь, без конца показывает мне один и тот же сюжет. Предательство, предательство, как оно связано со мной, с моей жизнью. Но сначала я должен вспомнить кто я такой. Кто, кто я такой!?

– Ну, что ж, – Кива Сергеевич повертел в руках Мишину линзу. Тяжелый кусок стекла влажно посверкивал, пуская во все стороны разноцветные лучики. – Я бы сказал, что работа близится к завершению. Осталось окончательно определить фокусное расстояние, провести теневые испытания и – на следующий этап.

Он осторожно положил линзу на стол и взглянул на Мишу.

– Мы как-то с тобой говорили про духовные качества астронома, помнишь?

Миша кивнул.

– Помнишь, значит… – Кива Сергеевич лукаво прищурился. – Тогда давай проверим. Что есть главная добродетель астронома?

– Терпение, – без запинки выпалил Миша. – Главная добродетель астронома это терпение.

– А еще?

– Чистый рабочий стол и ладные инструменты.

– Молодец! Хорошая память. Тогда запоминай дальше. Если астроном дает обещание, он всегда его выполняет. Работа со звездами – мелкий, кропотливый труд. Муравьиная работа. Сотни наблюдений, записей, сопоставления, выводы. Ты должен научиться никогда не забывать про обещания. И в первую очередь про те, которые даешь самому себе. Иначе половина трудов пойдет прахом. А сейчас вспомни, что я тебе обещал.

Миша задумался. Действительно, что? Дневник деда вышиб из его головы события прошедших дней, даже последний разговор с Кивой Сергеевичем вспоминался туго, словно процеживаясь сквозь марлю. Что-то про функцию Лагранжа? Да, кажется про нее.

– Вы обещали мне объяснить, как вычислять траекторию перемещения точки, в которой изменяется постоянная Лагранжа.

– Ого! – Кива Сергеевич хмыкнул. – Память у тебя отличная, но нахальство не хуже, чем память. Во-первых, чтобы производить такие вычисления тебе нужно, как минимум, закончить университет. А во-вторых, такого я тебе не обещал. Не мог обещать. Это моя тайна. Сокровенный плод души. Всю жизнь, все свои силы я потратил на это исследование. Не женился, не сплю ночами, ем, что попало, одеваюсь кое-как. И вдруг приходит мальчишка, и говорит – мне обещали!

Миша смутился.

– Ну, мы же именно об этом говорили вчера ночью в обсерватории.

– Об этом, верно. Но не так. Я и без того рассказал тебе более, чем достаточно. Сам факт существования точки перехода уже глубокая тайна, передаваемая из уст в уста, а уж алгоритм расчета…. Бэкон только наметил ход вычислений, проложил дорогу, но математический аппарат того времени давал ошибку в километры. А в нашем случае, это означает, что расчет ничего не стоит. Я сам мошка, былинка летучая по сравнению с Бэконом, но на моей стороне безумный прогресс науки, случившийся за последние двести лет. Того, чего не смог добиться великий монах, достиг я, сидя под куполом бывшего монастыря. Все расчеты и формулы прячутся здесь, Кива Сергеевич похлопал себя по макушке.

– Я специально уничтожал любые записи. Кроме меня этого не знает ни один человек на свете! А ты – мне обещали!

Кива Сергеевич махнул рукой.

– В общем, вспоминай дальше. Речь шла совсем о другом.

Миша поразмыслил еще немного. Больше в голову ничего не лезло.

– Не помню, – признался он.

– Честность, – одобряюще улыбнулся Кива Сергеевич, – еще одна из добродетелей астронома. – Лучше всего мы обманываем самих себя. Строим ложные гипотезы, а затем, не в силах признать их ошибочность, годами остаемся в плену заблуждений. Астроном должен уметь трезво взглянуть на ситуацию и, что еще важнее, честно признать свои заблуждения. Ну, ладно с теоретической частью на сегодня покончено. Прежде чем приступить к дальнейшей работе, поднимись на третий этаж, и в триста девятой комнате отыщи Виктора Ивановича.

Миша вопросительно посмотрел на учителя.

– Драконова. Виктора Ивановича Драконова.

– А!!! – подражая Киве Сергеевичу, Миша похлопал себя по макушке. – Как я мог забыть! Так это и есть обещанный дракон?

– Не спеши огорчаться. Мой друг, Виктор Иванович не просто дракон, а главный дракон Курганской области. Я бы даже сказал – дракон-теоретик. Иди, иди, не пожалеешь.

Еле сдерживаясь, чтоб не припустить бегом, Миша вышел из лаборатории и аккуратно притворил дверь.

«Что за бред! Главный дракон Курганской области! А какой-нибудь Козленко получается главный козел, Медведев – главный медведь, а Дубинин – главная дубина? Ох, как бы с расчетами точки Лагранжа не получилась бы такая же умора. Пока Кива Сергеевич говорит намеками, все выглядит загадочно и красиво. Но иди знай, чем оно окажется, когда дело дойдет до формул».

На дверях триста девятой комнаты висела табличка «Кружок ЛА»

Миша замер в нерешительности.

«Что такое ЛА? Логово алхимика? Лаборатория астрологии? Или астрономии? Нет, лучше так: кружок ловцов астероидов!»

Он улыбнулся, и решительно толкнул дверь.

Триста девятая комната оказалась залом. По-видимому, стенки в соседние помещения были выломаны и вместо трех или четырех среднего размера комнат получилась одна большая. Прямо напротив двери висел плакат, явно предназначенный для того, чтобы входивший сразу натыкался на него взглядом. Две птицы, походившие на аистов, держали в клювах трепещущую под ветром полосу ткани с вопросом:

– Нас поддерживают крылья, приподнятые ветром. О человек, копошащийся в пыли, когда же полетишь и ты?

Вопрос Мише понравился. Он огляделся, рассчитывая увидеть Драконова, но в зале оказалось столько людей, предметов, рисунков на стенах и всяческого оборудования, что голова пошла кругом. Прямо под плакатом с аистами сидели на составленных в круг стульях человек десять, еще столько же примостились вокруг. Одни расположились прямо на полу, подложив под себя кипы зеленого материала, похожего на тот, из которого шьют осенние непромокаемые курточки, другие стояли, опершись на спинки стульев, третьи пристроились на верстаках, свесив ноги над полом, осыпанном, точно снегом, блестящей металлической пылью. Пилили, вероятно, алюминиевые трубы: куски этих труб разной длин и собранные в сооружения, похожие на громадные треугольники, стояли вдоль стен.