Мария Барышева - Мясник

Все это произошло до того, как Наташа пошла звонить. Теперь она сидела, осторожно потягивала горячий напиток, пахнущий вином, лимоном, гвоздикой и мускатным орехом и пыталась сообразить, как ей выбраться из бара незамеченной. Она перебирала в уме варианты — киношные варианты, один за другим, но они тем и были хороши, что запомнились яркостью, занятностью и абсолютной неправдоподобностью — они были хороши для кино, для решительных всепобеждающих киношных героев, но не для нее. У нее сейчас нет ни другой одежды, ни крутых друзей, ни оружия — ничего, даже способности что-то выдумать. У нее есть… только телефон и возможность позвонить так, что ее никто не услышит. Но позвонить кому и зачем? Она взглянула в окно, воздух за которым уже начал постепенно наливаться синью, и проверила машины, разгладив на столе салфетку с номерами. Одна машина уехала, две появились, и Наташа быстро записала номера, хотя в этом уже не было смысла. Она вытянула шею — «шестерка» стояла на своем месте с потушенными фарами — темная, безмолвная, отчего-то вдруг напомнив Наташе белую лактионовскую «омегу», застывшую когда-то на Дороге — такая же безмолвная и непроницаемая, только внутри нее не было ни мертвых, ни спящих, и так же, как и «омега», она ждала. Ждала ее.

Вспомнив о Дороге, Наташа вспомнила и о погибшей подруге, и неожиданно в памяти всплыл Надин рассказ о том, как ей, с помощью одной занятной уловки и двух подружек удалось незаметно выскользнуть из дома, возле которого ее ждали трое на редкость назойливых молодых людей — коллег по работе. Наташа повертела воспоминание так и так, примеряясь к нему, потом покачала головой — для того, чтобы это осуществить, нужно обладать, как минимум, Надиным актерским талантом и парой подружек. В этом городе друзей у Наташи не было — только знакомые… хотя… можно попробовать позвонить Оле Назаровой, своей бывшей сменщице по павильону. Нельзя сказать, чтобы между ними были дружеские отношения, — больше приятельские, шутливые и без претензий на полное доверие — когда нужно, выручали друг друга и деньгами, и временем. Но последний раз она видела Олю еще до несчастья с Надей, а это почти полгода назад. Скорее всего, Назарова просто пошлет ее и, в принципе, будет права. И все же, попытаться стоило. Допив глинтвейн, Наташа встала и снова отправилась в туалет, забрав сумку и салфетку с номерами. Сидевший через три столика от нее высокий плечистый парень со встрепанными маслянистыми волосами и сросшимися бровями взглянул на часы, с сожалением распрощался с симпатичной пышногрудой брюнеткой и встал, сунув в карман куртки сотовый телефон. Подойдя к стойке, он заказал чашку кофе с коньяком, выпил ее, поглядывая в коридорчик на закрытую дверь туалета, потом бросил на стойку деньги и вышел из бара, одновременно достав телефон и набирая номер.

— Все, давайте Чалого, я вышел, — сказал он, потом, миновав окно, остановился и закурил. Около минуты он простоял на месте, покуривая и глазея на прохожих, пока не заметил прошедшего мимо ко входу «Идальго» приземистого коренастого мужчину, с аппетитом жующего толстый шоколадный батончик. Тогда он неторопливо направился к «шестерке» и сел на пассажирское сиденье. Сидевший рядом с водителем человек, не оборачиваясь, спросил:

— Ну, что там?

— Да ничего. Сидит, пьет, нервничает, в окно смотрит, на толчок часто бегает. Запугали девочку — расстройство у нее, наверное.

— Да? И как же часто?

— Ну, не то чтобы часто — сидит подолгу. Но ты не это — я там глянул, оттуда не уйти — ни окон, ни хрена. Еще к задней двери ходила, но тут же вернулась. А так — все.

— Сам-то чего застрял? — осведомился человек, сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой, блеснув массивным перстнем на указательном пальце. Пришедший слегка потянулся и ухмыльнулся.

— Да я б вообще не уходил! Такую телку подманил — ты бы видел… грудь, попка — все при ней. И ведь уже почти готова была девочка… Эх, мне б еще полчасика, и я бы ее прямо…

— Ладно, Бон, расслабься… вот возьмем деваху и до дому, а там — гоняй этих телок хоть стадами!

— Не-е, — недовольно протянул Бон, засунул указательный палец в ухо и принялся им там вертеть, — дома что… Я ведь, Схимник, в Крыму-то не был никогда… Уж очень мне местные телки понравились… Слушай, мы оттянутьсято хоть успеем тут… и пацаны просили…

— Пацаны пусть этому уроду, Семе, спасибо скажут, — отозвался Схимник, и водитель при этих словах недовольно прищелкнул языком. — Если б не он, не торчали б мы тут четвертый час!

— Слушай, а чего мы ее не можем сразуто?.. — Бон хлопнул пару раз ладонью о ладонь, разворачивая их крест-накрест. — Чего ждем-то?

— Тебе-то не один хрен? Как сказано, так и делаем.

— А кто она такая?

— Почем я знаю? Просто баба.

— За просто бабой не посылают в такую даль! И вообще — что-то не въезжаю я в весь этот расклад! То таскайся за ней везде и трогать не моги, то хватай неизвестно где! Слышь, а кого в том доме-то грохнули, где вы к ней в первый раз пристегнулись?

— Без понятия, — равнодушно произнес Схимник, провел ладонью по волосам, аккуратно зачесанным назад, и выкинул окурок в приоткрытое окно. Его глаза спрятались за полуприкрытыми веками, и со стороны могло показаться, что он дремлет. Бон недовольно хмыкнул. Ему хотелось знать больше.

— Все равно… Ну, на кой она папе?! Зашуганная, худющая, страшная! Да еще и больная, небось!

— На развод! — подал голос до сих пор молчавший водитель, и все трое захохотали, потом Бон перегнулся через спинку и хлопнул водителя по плечу.

— Это ты в тему, Кабаняра! Дай сигарету! Не, пацаны, не въезжаю! Вот Ксюха — другое дело! Видели б вы ее — и мордаха, и башка, кстати, не «Тампаксами» набита — есть, о чем побазарить! Ничего, я у нее телефончик стрельнул… главное, чтоб ее Чалый не приметил, а то похоботит девочку!

— Слушай, заткнись, достал уже своими бабами! — сказал Схимник, внимательно наблюдая за входом в «Идальго» и то и дело осматриваясь. Бон примолк, поглядывая на старшего с опасливым уважением, потом пробурчал: «Да ладно, чо ты?!» и закурил.

Следующий час они почти все время молчали, только Бон и Кабан изредка перекидывались замечаниями насчет прохожих. В начале восьмого Схимник велел подогнать машину поближе к «Идальго», так чтобы был виден зал — теперь ярко освещенное изнутри панорамное окно уже не отражало свет снаружи. Он внимательно смотрел на столик, за которым сидела Наташа и листала записную книжку в обложке под крокодилью кожу, куря и попивая что-то из высокого стакана. То и дело она поворачивала голову и бросала в окно рассеянный взгляд, и иногда Схимнику казалось, что она смотрит прямо ему в глаза. Один раз он даже машинально чуть отклонился, вжимаясь в спинку кресла, хотя сидевшая за столом девушка, конечно же, не могла его видеть. Ему очень не нравился ее взгляд — и сам по себе, и потому, что, в отличие от Бона, он действительно кое-что знал.