Майкл Слэйд - Вурдалак

— Кто вы? — отрывисто спросила она, косясь на дверь в двадцати футах от себя. Она очень боялась, что наконец встретила своего неведомого мучителя, много лет славшего ей непристойные письма.

Мужчина остановился и вскинул руки:

— Зачем же так нервничать? Меня зовут Цинк Чандлер. Я — инспектор Канадской королевской конной полиции.

— Тогда покажите жетон.

Он запустил руку в карман куртки и предъявил значок. Дебора перевела дух. Криво улыбаясь, она сказала:

— Не стоило вызывать вас из-за нескольких гнусных телефонных звонков. Хватило бы и ФБР.

— У вас проблемы такого рода?

— Уже нет. Я сама разобралась.

— Каким образом?

— Вам в самом деле хочется знать?

— Люблю истории о сыщиках-любителях.

Улыбка Деборы потеплела. Это еще не была настоящая улыбка, но к тому шло. Чандлер уселся на стол в первом ряду, чтобы Дебора чувствовала себя свободнее.

— Мне несколько раз звонили, — начала она, — но ничего не говорили, только пыхтели в трубку. После второго звонка я заявила в полицию. Много лет я получаю омерзительные, непристойные письма от какого-то субъекта по имени Сид, которого — я уверена! — я в глаза не видела. Я испугалась, что он все-таки меня нашел. Вас я тоже приняла за Сида.

— И что полиция?

— Ничего, — пожала плечами Дебора. — Сказали, этот тип звонит и другим нашим преподавательницам. Пообещали, если звонки не прекратятся, установить оборудование для отслеживания.

— А есть перечень телефонов сотрудников?

— Да. Мне это тоже приходило в голову.

— Он больше не звонил?

— Звонил. И я страшно разозлилась. Какой-то кретин лезет в мою жизнь и играет на моем давнишнем страхе!

— И опять только дышал?

— Да. Пыхтел и сопел. Я его так и прозвала — «Пыхтун». Я хотела бросить трубку, а потом меня зло взяло, и я на него наорала.

Дебора вдруг отвела взгляд и понизила голос. В первое мгновение Цинк подумал, что молодой женщине неловко рассказывать незнакомцу историю с эротической подоплекой. Однако чем дольше он смотрел на нее, тем яснее понимал: причина здесь иная, более глубокая. И вдруг его точно ударило — Дебора Лейн изо всех сил старалась выглядеть как можно проще, скромнее и непривлекательнее. Светлые волосы были зачесаны назад и собраны в пучок. Темно-голубые глаза терялись на бледном лице без намека на макияж. Мешковатая одежда надежно скрывала фигуру. «А зря», — подумал Чандлер, смутно сознавая, что Дебора напоминает ему какую-то актрису.

— Не держите меня в неведении, — улыбнулся он. — Доскажите.

Дебора покраснела — редкость по нынешним временам.

— Я крикнула: «Какая же ты тряпка! Настоящий мужик не побоялся бы заговорить!»

— И он повесил трубку?

— Нет. Он долго молчал, а потом прошептал: «Детка, в одной руке у меня трубка. Угадай, что в другой?»

— И что вы ответили? — спросил Цинк, улыбаясь все шире.

— Если это умещается в одной руке, меня это не интересует.

Чандлер расхохотался.

— Потом я повесила трубку, и он пока не звонил.

На мгновение воцарилось молчание. Вдруг Дебора тоже улыбнулась.

— Если вы пришли не по поводу телефонных звонков, тогда о чем вы хотели поговорить?

— О вашей сводной сестре, Рике Хайд.

Англия, Лондон

18: 03

Хорошим полицейским можно стать.

Великим полицейским нужно родиться.

У всякой тайны, как у тайфуна, есть свой центр. Ибо тайна подобна колесу, которое и формой, и способностью к движению обязано ступице. Проблема в том, что, когда колесо катится — к вам ли, от вас, — видны лишь обод или колея. Ступицу разглядеть невозможно.

Хилари Ренд сидела у себя в кабинете одна и тупо смотрела на записку, присланную вместе с изображением цветка. Под вырезанной из книги фотографией стояла подпись: «Гортензия». Именно гортензии Элейн Тиз распорядилась отослать в Ярд в ночь взрыва в «Римских парных банях». По данным полиции, в списках лиц, постоянно проживающих в Великобритании, Элейн Тиз не значилась. В записке, которую Хилари держала в руке, говорилось:

В чем дело, Хилари? Тебе не знаком язык цветов? Джек

Внезапно в памяти Ренд всплыла сценка из давно минувших времен: она, совсем маленькая, идет с теткой по лугу, пестреющему весенними цветами. И где-то высоко над ее головой раздается теткин голос: «А ты знаешь, Хилари, каждый цветок что-нибудь да значит. Когда твоей бабушке было столько лет, сколько тебе сейчас, букеты подбирали так, чтобы тем самым выразить свои чувства. Влюбленные и друзья обменивались ими вместо записок. По-моему, чудесно говорить на языке цветов, верно?»

«А что если… — подумалось Ренд. — Дело достаточно безумное».

Она протянула руку к телефону, но в этот миг раздался звонок.

— Слушаю, — сказала Хилари.

— Это Макаллестер.

Двадцать пять минут назад асы из Особой службы приняли вызов категории 999: трагедия в клинике, занимающейся проблемой СПИДа. Ренд отправила Макаллестера на место происшествия, а сама задержалась — ей хотелось взглянуть на содержимое только что присланного Джеком конверта, с которым пока работали дактилоскописты.

— Что там, Скотт?

— Сперва взорвали трубу, чтоб напустить в здание воды и пара. Потом, с помощью дистанционного управления, пустили ток, отвели от подземного кабеля. Приборчик у нас. Двенадцать человек сгорели заживо.

— Цветов случайно не нашли?

— Под обе двери забиты деревянные клинья, смазанные эпоксидкой, чтоб никто не мог выбраться. К одному приколота вырезанная из книги картинка. На ней нарисован цветок. Пижма.

— Держите меня в курсе.

— Есть! — И Макаллестер дал отбой.

Ренд набрала загородный номер. После третьего сигнала на другом конце провода, в деревушке Мит, подняли трубку.

— Алло, — произнес дрожащий старческий голос.

— Тетечка, здравствуй. Это Хилари.

— Голубушка, какой приятный сюрприз. Где ты?

— В Лондоне, тетечка. Мне нужна твоя помощь. Прости пожалуйста, что не могу поговорить с тобой подольше. — Она мысленно увидела свою восьмидесятилетнюю тетку: коричневые старческие пятна, редкие седые волосы, сотни веселых морщинок у глаз и губ. Живые блестящие глаза.

— Я слушаю, — сказала тетка.

— Ты помнишь язык цветов? Старуха тоненько, сипло рассмеялась.

— Нет. Но у меня сохранилась книга.

— Тетечка, сходи за ней, пожалуйста. Это очень важно.

В трубке надолго воцарилось молчание, потом вновь послышался теткин голос:

— Прости, голубушка, искала очки.

— Что означает клевер? — спросила Хилари. Это растение Элейн Тиз велела отослать в «Римские парные бани».

Через минуту старуха ответила:

— Месть.

— А пижма?

Вновь долгое молчание, шелест страниц.

— Пижма… «Я объявляю вам войну».

— И еще гортензия, — сказала Хилари. Этот цветок Элейн Тиз пыталась послать ей в вечер взрыва в банях. Его изображение она получила сегодня.