Марк Фрост - Шесть мессий

Он как раз успел проверить кровать, некогда выдержавшую габариты президента Кливленда, когда стук подозвал его к входной двери, которую, в силу огромности апартаментов, не сразу удалось найти.

Там никого не оказалось, и Дойл вернулся в гостиную.

— Прошу прощения, — произнес кто-то, заставив его подпрыгнуть на полфута.

Джек Спаркс стоял у окна, рядом с роялем. Вместе с облачением отца Девина он избавился от усов, редеющих рыжих волос и брюшка. За годы разлуки Дойл почти забыл об удивительной способности этого человека к маскировке, хотя и наделил подобным даром придуманного им детектива. Сейчас он стоял лицом к лицу с тем, кто вдохновил его на создание образа Шерлока Холмса.

«Выглядит он примерно так же, но на десять лет старше. Как все мы, тут же подумал Дойл. — Просто, когда сам смотришься в зеркало, делается подсознательная поправка на эрозию времени и постоянно происходящие перемены остаются неуловимыми».

Он был, как и раньше, в черном. Волосы острижены короче и тронуты сединой. Шрамы, которые Дойл заметил раньше у отца Девина, оказались не ухищрениями грима: выделяющаяся полоска цвета слоновой кости вдоль левой челюсти, вмятина на лбу, проходящая прямо под линией волос. Впечатление было такое, будто его разбили на куски и склеили заново, в результате чего прежняя харизматическая красота сменилась чем-то более суровым и жестким, проступившим изнутри. Больше всего изменились его глаза, и вместе с тем они-то и подсказали Дойлу, кто стоит перед ним; он вспомнил, что увидел в них то же самое выражение, которое появлялось прежде во время серьезных переделок. Разница в том, что теперь, похоже, оно стало постоянным: в этом взгляде укоренилась отстраненность от жизни. Такие глаза невозможно было не заметить, и они его беспокоили.

«Жестокая ирония — я здесь, почетный гость, занимающий дворцовые апартаменты и прославленный сверх всякой разумной меры благодаря деяниям вымышленного персонажа, а тот, кто вдохновил меня на создание этого образа, стоит передо мной, исполненный печали, всего лишь тень человека, которого я знал».

За прошедшие годы Дойл сотни раз задумывался о том, каково было бы снова увидеть своего друга. И ожидал любых чувств, кроме того, которое испытывал сейчас.

Страх.

«Совершенно естественно. Я же думал, что он погиб; это все равно что встретить призрак».

Джек не двинулся ему навстречу, не протянул ладонь для рукопожатия, даже в его взгляде не промелькнуло и намека на радость. Лишь нескрываемое тусклое сожаление.

— Есть причина, по которой я не предпринял попытки подойти к тебе на корабле, — произнес Спаркс, и его невыразительный голос дрогнул.

— Ты знал, что я там, с того дня, когда мы отплыли, почему же ты не…

— Не хотел впутывать тебя.

— Меня бы это не затруднило.

— Это дело тебя не касается. Я не знал, что ты будешь там, для меня это явилось неожиданностью. Да и Штерн с его книгой тоже. Ничего не мог поделать.

— Поверю тебе на слово.

Почему он так холоден?

— Эти четверо на корабле… полагаю, они замешаны в другом деле.

— В краже Вульгаты из Оксфорда.

Спаркс держал руки сложенными за спиной, не кивнув, не пожав плечами, не снисходя до того, чтобы успокоить собеседника хоть каким-нибудь жестом.

— Сожалею, что ты оказался там, — сказал он.

— Это не основание для того, чтобы…

— Не хотел причинять тебе беспокойство.

— Глупости. Я был бы счастлив узнать, что ты жив…

Джек выразительно покачал головой. Сердце Дойла упало. Спаркс не хотел встречаться с ним взглядом.

— Не в том смысле, какой ты предполагаешь, когда говоришь это. Не в том смысле, какой ты допускаешь.

— Конечно, у меня не было возможности узнать это, — сказал Дойл.

— Та женщина. На корабле.

— Медиум? Софи Хиллз?

— Ты спрашивал ее обо мне?

— Она сказала, что ты не мертв.

— Она ошиблась. Я действительно умер. Я остался в этом теле, но умер.

— Но, Джек, ты жив, факт остается фактом, сейчас ты стоишь передо мной…

— Жизнь… не значит… то же самое… что значит для тебя. Это невозможно… описать… так, чтобы ты понял. Никак… чтобы это тебя… обрадовало.

Джек говорил как автомат, с опустошенным, лишенным выражения, непроницаемым лицом. Последнее слово было выплюнуто, как горькое семя, и при всей странности речи этого человека казалось, что он прав: в нем осталось мало человеческого. Применив навыки, почерпнутые от Джека, чтобы теперь анализировать его самого, Дойл смутно ощутил себя предателем.

Молчание затягивалось. Джек, отвернувшись, смотрел в окно. У Дойла мурашки побежали по коже, ладони стали влажными. Но он хотел, чтобы старый приятель говорил дальше.

— Не хотел, чтобы ты увидел меня таким, — наконец сказал Джек.

Прозвучала ли в его голосе нотка стыда? Руки Джека, сложенные за спиной, были испещрены страшными красными и белыми шрамами, пальцы искривлены, покалечены. Четвертый и пятый пальцы левой руки отсутствовали. Что же с ним случилось?

— Ларри рассказал мне об этом, — сказал Дойл. — Нашел меня в Лондоне. Уже почти десять лет тому назад. Как вы вдвоем отправились по следам твоего брата в Австрию. Как нашли Александра у водопада. Вашу схватку. Как ты упал.

— Да. Я читал твой рассказ, — сухо отозвался Джек, глядя вниз на город.

— И я не стану извиняться за то, что написал о человеке, которого считал давно мертвым, — ощетинился Дойл, но тут же сбавил тон: — Я поехал туда, несколько лет спустя. С женой: теперь я женат. К Райхенбахскому водопаду. Мне непонятно, как можно упасть в него и выжить, но кто-то говорил, что раньше такое случалось. Такая возможность существовала. Однако никаких вестей от тебя так и не получил. — Дойл умолк, так и не дождавшись ответа, затем продолжил: — Королева послала за мной несколько месяцев спустя после дела «Семерки». Аудиенция с самой Викторией. Так это было: в двадцать пять лет я удостоился беседы с самой королевой. Она подтвердила, что ты говорил мне правду, что все это время ты работал на нее. Но не проронила ни слова, которое могло бы навести на мысль о твоем возможном спасении…

Зачем он рассказывает ему то, что он наверняка знает и сам? Дойл понял, что главное для него — заполнить словами эту пропасть молчания между ними и каким-то образом навести мостик, способный заново их соединить.

— Время от времени она призывает меня. Спрашивает мое мнение по тому или иному вопросу, и по ее просьбе я никогда никому не рассказывал о нашем соглашении. И всегда остаюсь доступным: это самое малое, что я могу сделать.

Спаркс продолжал стоять спиной к Дойлу, никак не реагируя на его рассказ.

— И Ларри работает на меня вот уже пять лет. Как только я освоился, тут же послал за ним. Он великолепный секретарь. Незаменимый для меня, ты можешь гордиться им, Джек. Ведь это тебе он обязан тем, что порвал с преступной жизнью. Я знаю, как сильно хотел бы он увидеть тебя.