Александр Галиновский - КОЖА.Коллекция рассказов

— Что читаешь? Только сейчас Маша поняла, что вот уже пятнадцать минут сидит над журналом регистрации пациентов. Ничего особо интересного там не было, зато была возможность хоть на некоторое время уйти в себя.

— Вы что-то говорили о пациенте?

— Да, в третьей палате. И в сознании.

— Хорошо. Маша поднялась из-за стола, прихватив с собой журнал.

Пол и потолок коридора были выложены потускневшим от хлорки кафелем, вокруг царил запах медикаментов. На пути ей встречалась только санитарка, катящая перед собой тележку с бельем. Больше никого не было видно, зато звуков хватало. Будто в стенах больницы уже много лет жили призраки давно умерших здесь людей, — они стонали, ругались, негромко переговаривались, словно хотели донести какие-то свои секреты.

Прижимая журнал к груди, Маша вошла в дверь палаты номер 3.

На кровати лежал человек. Трубка от аппарата искусственного дыхания шла от его рта электрокардиограмма ровно пульсировала, выдавая на экран зубчатую линию.

Прижимая журнал к груди, Маша подошла ближе.

Глаза человека были закрыты. Лицо — слегка припухшее, бледное, на скуле шрамы… Поначалу Маша не могла понять, что насторожило ее во внешности этого пациента, но потом до нее вдруг дошло — шрамы. Такие глубокие борозды была способна оставить только женская рука, — с длинными ногтями.

Маша почувствовала себя так, словно ее окатили из ведра. Где-то глубоко внутри зародился холод сродни ледяному, будто в желудке все в один момент остекленело.

Она смотрела на лежащего перед ней человека и не верила происходящему. Был ли он тем самым типом? И как могло получиться, что из сотен жителей города именно он попал в больницу?

Карта истории болезни лежала рядом. «Ножевые ранение в грудь и живот», — прочитала Маша. Возможно, пьяная драка, а, возможно и что-то другое. На минуту Маша представила себе, как этот самый тип нападает на какую-нибудь девушку в подъезде, и та бьет его ножом — один раз, другой, третий…

Маша наклонилась ближе, чтобы лучше рассмотреть шрамы на лице мужчины. Так и есть — четыре почти горизонтальных углубления на коже, уже достаточно старые…

Это был именно ТОТ тип. Из подъезда. Неизвестно почему, но Маша была уверена в этом.

Внезапно мужчина открыл глаза.

— Сестра? Голос был утробным, глубоким. И еще эта буква, -

«р», ее звучание Маша запомнила на всю жизнь. Плохая буква в речи — не такое уж и доказательство, но вкупе со шрамами…

— Д-да? — в горле пересохло. Но мужчина ничего не ответил, он вновь закрыл глаза.

Захватив карточку со столика рядом, Маша возвращалась в сестринскую. Она шла быстро и звук туфель без каблуков громко отдавался в пустоте.

Это было прочти нереально, — словно во сне Маша добралась до кабинета и заперлась там. Внутри никого не было.

Она тяжело опустилась за стол. Воспоминания, — такие яркие, — нахлынули с новой силой. Она вновь видела темный подъезд, ощущала под рукой мягкое скольжение перилл… Ни единого звука, только биение сердца и тяжелое дыхание, крепкие мозолистые руки, бетонная стена…

Внезапно что-то хрустнуло в Машиной ладони. Она посмотрела вниз, и увидела, что ненароком сломала ручку, которую до этого нервно крутила между пальцев. Робко зарождавшаяся злость внезапно переборола в ней всякий страх. Холод, вызванный страхом перед этим существом, переполз в мозг. Внезапно жгучая ненависть стала ледяной. Маше представились остекленевшие глаза мертвеца, холодный вязкий бетон, стены, годами плесневеющие в этой больнице. Голоса в них стали громче, отчетливее. Не осознавая, что она делает, Маша поднялась и вышла из сестринской. Пошла по коридору. Шаг за шагом уверенности в ней прибавлялось. В конце-концов никто… никогда…

Она вошла в палату.

Теперь Маша знала, что надо делать. Она подошла к кровати почти вплотную, в последний раз заглянула в лицо этому человеку. А затем ее рука потянулась к трубке искусственного дыхания и выдернула ее наружу.

Человек захрипел; в его продырявленных легких начало булькать, глаза сами собой раскрылись. Маша ожидала увидеть в них страх, но увидела другое — звериное желание жить.

Электрокардиограф пронзительно запищал, но даже этого Маша уже не слышала. С молчаливым удовлетворением она наблюдала за агонией своего врага.

Меньше, чем через пару минут все было кончено. Тело насильника в последний раз содрогнулось в смертельных конвульсиях, обмякло и рухнуло на кровать. Никто не пришел проверить, в чем дело. Они были здесь вдвоем — как и тогда, четыре года назад.

Даже не утрудив себя тем, чтобы проверить у человека пульс, Маша вышла из палаты. Назад в сестринскую она возвращалась в хорошем настроении. Она отомстила — и это было главным. Дальше станет легче.

В начале девяностых, когда в моду вошли популярные песенки в сольном исполнении, я написал свой первый хит. Песня была о парне по имени Чарли Долл и о его единственной любви, которую звали Мэри. Это были двадцать две строчки, в которые я уложил историю неразлучного детства, расставания и измены. И убийства.

Но обо всем по порядку.

Вот он я: выхожу из здания студии "Палмер рекордс", реализовавшей в это году семь миллионов дисков. Меня только что принимал директор, мы пили кофе и мило беседовали. Как бы невзначай толстяк обронил мысль о том, что хорошо бы мне написать еще что-нибудь в стиле «Чарли Долл», мол, спрос на хорошие песни всегда есть. Я сказал что подумаю.

На самом деле я уже знал ответ. Как ни крути, «Чарли» оставалась моей единственной стоящей вещью, по сравнению с которой все другие были просто дерьмом. Повторить ее успех? Об этом я мог только мечтать.

Из студии я отправился прямиком в кафе к Раймонду, чтобы перекусить. Когда-то Раймонд был хорошим актером, даже получал награды, но в семидесятых пристрастился к наркоте и пять лет провел в специальной клинике. Когда его оттуда выпустили, с ним уже никто не хотел знаться. Тогда он взял и вложил все свои сбережения в затею с кафе и, — кто бы мог подумать, — сделал на этом карьеру.

Внутри было всего несколько посетителей. Пара завсегдатаев терлись у стойки, но их можно было даже не считать. Еще один парень устроился за столиком у входа и потягивал коктейль, другой, примерно одного с ним возраста, задумчиво раскачивался на стуле, не замечая, что проливает пиво себе на майку.

Сначала мне показалось, будто я видел всех, но затем из полумрака вынырнула фигура еще одного посетителя. Он направлялся к столику в дальнем углу. Обычно я мало интересуюсь другими людьми, но внешность этого парня приковала мое внимание: он был одет в ковбойскую шляпу и сапоги на высоком каблуке, словно какой-нибудь рейнджер родом из Техаса. Видимо не один я заметил ковбоя, поскольку двое пьянчужек у стойки тут же принялись хихикать и шептаться, поглядывая в его сторону.