Дэвид Сосновски - Обращенные

— Я выхожу замуж.

Исузу вздрагивает, резко вскидывает руки, чтобы защитить лицо и еще не до конца зажившую шею.

Твит кривит губы и втягивает щеки. Это похоже на «охренительно» и «черт тебя дери», которые в изрядном количестве скопились внутри, разом вылетели наружу. Наконец, она выпускает воздух с низким свистом, точно пробитая шина.

— И что наш поп-идол думает по этому поводу?

— Поп-идол не в курсе.

Обе смотрят на меня. Я киваю. Сохраняя невозмутимый вид. Следуя своим курсом во льдах.

То, что происходит потом, называется так: Роз на кухне роняет вазу, которую она наполняла.

Звон разбитого стекла.

Вода.

Сломанные головки лилий.

— Ты… что? — произносит она, влетая в гостиную, точно штурмовик, и вытирая руки, чтобы с опозданием присоединиться к беседе.

— Выхожу замуж.

— За своего мертвого мальчика, — любезно добавляет Роз, обращаясь ко мне.

А я? Я ищу, на кого бы излить свой гнев — пряма сейчас. И в итоге просто переворачиваю лист своей газеты и продолжаю делать вид, что читаю.

Мы с Роз поклялись хранить тайну и весьма правдоподобно изобразили удивление, когда предложение было сделано «официально». Когда Робби попросил ее руки, я спрашиваю, не принести ли мне с кухни топорик для мяса.

— У вас еще есть такие вещи? — спрашивает Робби. — Готов поспорить, что на «eBay» вы сможете выручить за него приличную сумму.

Я смотрю на Исузу, приглашая ее пересмотреть решение. Приглашая ее увидеть ошибочность выбора этого пути, представить, что это будет путь длиной в вечность и, возможно, с него будет никогда не сойти.

Но она только смотрит мне в глаза, а потом указывает взглядом на Робби, который пользуется этим, чтобы подмигнуть.

— Это нам пригодится, — говорит он, улыбаясь, а потом снова подмигивает.

Решение о свадьбе принято. Планы построены. И теперь возникают некоторые вопросы. Например, обращение Исузу: кто, как, когда. Что касается меня, то я могу видеть все преимущества того, чтобы сделал это я сам, причем перед свадьбой. Если это произойдет до свадьбы, мы все сможем вздохнуть с облегчением, поместить соответствующее объявление в «Detroit Free Press», пригласить друзей и родственников — словом, сделать все публично, как нам нравится. Если это произойдет до свадьбы, нам не придется заниматься подделкой документов или давать взятку адвокату — позже, если в этом возникнет необходимость.

Но мои планы провалились. Это будет так романтично — если поручить операцию жениху, единодушно решают Вещие Сестры.

— Когда начинается эта часть — «Теперь вы можете поцеловать невесту», — предлагает Твит, с удивительной непринужденностью входя в новую роль.

— Точно! — соглашается Исузу.

— О да, — кивает Роз, бросая быстрый, острый взгляд на вашего покорного слугу.

Не без оснований.

О да, правильно, мы все еще живем во грехе. К чрезмерно очевидному огорчению Роз. Она ничего не сказала, вообще не поднимала этот вопрос — по крайней мере, в последнее время, — и не тратила на это много слов. Она просто использует чертовски сильные прилагательные, когда говорит о Робби. Такие, как «решительный».

«Убежденный».

«Зрелый».

Я смотрю на Роз и пытаюсь не улыбнуться. Пытаюсь держать рот закрытым. Чтобы не проболтаться, не расстроить чьи-то планы, не попасть в дурацкое положение.

Что касается того, кто должен освятить этот союз — я, после приобретения соответствующей лицензии и перечисления соответствующей суммы, или настоящий священник… похоже, все усилия, прилагавшиеся для того, чтобы сделать из меня истинного католика, наконец-то принесли плоды, дабы осложнить мне жизнь.

— Это было так мило с твоей стороны — предложить… — говорит Исузу, сжимая своей все еще теплой рукой мою все еще холодную ладонь. — Но… Ты знаешь. Это… Я думаю, церковь…

Не скажу, чтобы она исполнена веры. Нет. Все ее представление о церкви сводится к картинке, которую по воскресеньям передают с веб-камеры. Картинка, которую она видит, опускаясь на колени перед своим компьютером. Как-то она спросила меня, на что это похоже на самом деле, и я сказал ей:

— На то и похоже.

Я наклоняюсь, прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Хорошо, — говорю я. — Все ясно.

Я добавляю слабую, не слишком утомленную улыбку.

— Только если это плохо кончится, я не виноват.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Исузу, восстанавливая дистанцию между нашими лбами и устремляя на меня весьма строгий взгляд.

Я имею в виду, что мне, возможно, придется принять меры — профилактические, превентивные, предупредительные. Просто на всякий случай, чтобы быть уверенным, что ее не убьют. Когда это было платой за свободную терапию, я убедился, что усилия отца Джека окупаются. Я опосредованно скармливал ему первосортное вампирское порно. Но теперь я сожалею о каждом ужасном анекдоте, которому позволил просочиться дальше своих клыков.

Но это еще не все. Даже при том, что Исузу стала молодой женщиной, она по-прежнему самая молодая женщина на планете. По крайней мере, самая молодая из тех, у кого нет собственного телешоу с пометкой «прямой эфир».

— Ты была слишком маленькой и не помнишь, но… — начинаю я, после чего вывожу на авансцену некоторых священников, имеющих дурную репутацию в связи с растлением невинности.

Я называю отца Джека по имени, однако говорю о нем как об одном из «хороших» педофилов. Один из тех, кто вместо потакания своему пристрастию практикует самобичевание.

— И это человек, которому ты поручаешь освятить наш брак?! — спрашивает Исузу.

— Слушай, — говорю я. — Отец Джек спасал твою задницу столько раз, что я сосчитать не могу.

— Каким образом?

— Я не имею права вдаваться в подробности, — говорю я. — Скажем так, растить ребенка — это нелегко.

— О… — тянет Исузу и, сама того не осознавая, поднимает руку, чтобы потереть загривок.

— О… — повторяет она.

— …кей, — добавляет она после крошечной паузы.

— Помните, когда я рассказал вам про…

С этого я начинаю, прежде чем напомнить отцу Джеку об одном из эпизодов с «азартными играми».

— Да?..

— Хм… — хмыкаю я. — Ну…

— Выкладывайте, Марти.

И я выкладываю, поскольку отец Джек уже сделал нечто подобное. В моем случае, я выкладываю правду об Исузу; для отца Джека, это красиво осуществленная выкладка, которая принимается благодаря его неудачному решению потягивать во время нашей маленькой доверительной беседы неконцентрированную кровь.

— Так кто там у вас? — осведомляется отец Джек.

Светлые брызги-бусинки крови окропляют меня, промокательную бумагу на столе, некоторые все еще висят в воздухе.

— Ребенок, — повторяю я, вытирая лицо рукавом. — Смертный, — добавляю я. — Сейчас уже не ребенок. Она собирается стать вампиром и выйти замуж.