Максим Перфильев - Нечто в лодке по ту сторону озера...

Да, да — именно инстинкт, именно потребность.

Раньше считалось, что мораль — это исключительно объект человеческой культуры, творение самого человека. Сейчас выясняется, что даже животные обладают определенной моралью, а сама мораль — регламентация поведения в обществе (стае) — есть инстинкт, который у человека, в отличие от животного, может претерпевать изменения и поправки, может искажаться, но — все же остается инстинктом. Человек всегда будет чувствовать боль при осознании какой-либо несправедливости. Это закон.

Подчиняясь инстинктивному желанию справедливости и — как вследствие этого — испытывая чувство вины, большинство людей, совершая неправильные поступки, все же стараются оправдать себя. Но есть некоторые люди, которые в полной мере осознавая свои инстинкты как систему контроля, целенаправленно ломают эту систему, пытаясь изменить структуру мира. Видя причинно-следственную связь, они пытаются ее исказить. Такие люди могут обладать настоящей властью. Они могут управлять как своими, так и чужими инстинктами.

И человек никогда бы не дошел до этого, если бы у него не было воли. Величайший дар или проклятье?

В Ветхом Завете разрешалась месть. Наверное, потому что Бог знал природу ее появления и систему причинно-следственных связей — и это логично, ведь Он Сам ее создал. В Новом Завете месть запрещается. Да, закон изменился. Видимо, Бог, понадеявшись на силу человека и его способность к расчету, в очередной раз захотел увидеть величайшее чудо на земле — подчинение человеком себе своих инстинктов. Но, наверное, когда люди, дошедшие до знания всей системы контроля и сумевшие ее обойти или поломать, начали при этом искажать структуру мира, разрушая его — и стали использовать возможность обойти систему, возможность подчинить себе свои инстинкты, как способ возвыситься над всем миром, поработив остальных людей, а если не получится, то уничтожить их, и при этом не испытывать боли от собственной несправедливости — наверное, тогда Бог по-настоящему испытал боль.

Знание не спасет этот мир.

Никогда.

Каким бы достойным и величественным оно не было.

Знание — всего лишь ресурс. Всего лишь средство. Оно может как спасти мир, так и уничтожить его.

Хотя, нет.

Когда Бог увидел, что человек может сделать, используя знание — он дал человеку другое знание — страх перед адом.

Правда потом пришел сатана и это знание у человека отнял. Оставил лишь то, которое ему выгодно. Оставил лишь часть знания. Создал иллюзию. Ему-то все равно терять нечего.

15.

Мы сидели втроем с Владом и Светой на маленькой кухне, в атмосфере которой стоял запах перегара от вечно опохмеляющегося Влада, хотя сейчас он был еще относительно трезвый. Белый табачный дым, струйками и потоками распространяясь по всей кухне, заполнял собой все помещение, и, не желая по каким-то причинам уходить через открытую форточку, лишь слегка двигаясь в сторону коридора, основной своей массой все же покрывал нас, троих собеседников, окутывая своим нежным духом и концентрируя в себе всю нашу энергетику, скрепляя и обобществляя наши эмоции, как некая универсальная проводящая резонирующая среда.

Я с улыбкой на лице, на котором, кстати, кроме улыбки еще красовался небольшой синяк на левой щеке, рассказывал о своей недавней встрече со скинхедами. Меня немного забавляла вся эта история, тем более что нам со Славой в значительной степени повезло и мы вышли из этой ситуации без особых потрясений.

— И что просто ушли и все? — спросила Света, — И больше не знаете, что там было?

— Нет, — ответил я с ухмылкой, — Ну мы видели, что там мочилово началось. То есть мужики реально начали гасить этих ушлепков, короче. Но чем там все закончилось — мы уже без понятия были.

— Надеюсь, они хоть не убили их, — произнесла Света.

— Я бы убил, — ответил Влад, затягиваясь сигаретой, — Прям там бы и порешил их.

— Ну, конечно, — возразила Света, — Нет, так нельзя все равно.

— А чо? — снова ответил Влад, — Представляешь — мужик, у тебя сына замочили, вот просто так, ни за что абсолютно, только из-за того, что глаза раскосые. И это при том, что они живут, в общем-то, в своей стране. Они даже не иностранцы, они граждане Российской федерации. Это как ваще — вот убивать человека только из-за того, что он другой национальности, только из-за того, что у него раскосые глаза? Эти фашисты — это говно, а не люди, их гасить надо, это мразь.

— Ну, да, конечно, это ужасно, когда у тебя так сына ни за что ни про что убивают, — согласилась Света.

— Я бы на месте этих мужиков реально завалил бы тех подонков. Правильно, у них друг бухает щас постоянно, его жена в больнице лежит. Еще и жена потом помрет, мужик просто повесится — вот прекрасное развитие событий. И все из-за каких-то скотов, у которых больная психика. Только больные на голову люди могут поддерживать эту идеологию — продолжал Влад.

— Ну не они же конкретно его убили, — ответила Света.

— Какая разница? — возмущенно выпалил Влад, — Рано или поздно они переступят эту черту. Если они поддерживают эти идеи расизма — они уже не люди, они падаль.

— Это не значит, что их надо убивать. У них тоже есть матери, отцы, родные и близкие, — возражала Света.

— А они сами виноваты, что вырастили таких детей. Куда они смотрели? Как они воспитывали их? У них дети растут убийцами. Просто обыкновенными банальными убийцами. Все, это уже не люди. Куда смотрели их матери и отцы, что допустили, что у них выросли такие уроды? Сами виноваты.

— Нет, все равно так нельзя, — продолжала Света, не желая соглашаться со своим воинственным братом. У них тут между собой начинался, типа, спор как бы. У каждого была немного своя точка зрения на этот счет, — Но, конечно, я не представляю — у тебя сына убили. Как вообще жить после этого. Это ужасно, — заключила Света.

— Вот об этом я и говорю, — ответил Влад, затянувшись. В одном они соглашались абсолютно точно.

— Нет, я реально, наверно, все-таки больше Влада поддержу, — вставил я, наконец, свое слово, — У меня тоже более радикальный взгляд на эти вещи. Фашисты — это говно.

— А как же твоя религия? Бог же учил всех любить, — заметила Света.

Я пожал плечами, состроив гримасу, выражающую у себя где-то глубоко внутри свой до сих пор не разрешенный внутренний конфликт.

— Это не значит, что всяким уродам нужно позволять делать все, что угодно, — ответил я, — И это не значит, что надо позволить каким-то ублюдкам уничтожить весь этот мир. Тех людей, которых убивают нацисты — их я тоже должен любить, но они в отличие от этих фашистов жертвы. Так что правда на их стороне.

Света вздохнула и как-то задумчиво слегка наклонила голову, не зная, что ответить.