Дария Ульмар - По ту сторону озера

Раньше мы с младшей сестрой всегда долго разговаривали по ночам. Наши отношения можно было назвать почти идеальными. Столь близкой сестринской связи мало, где можно было отыскать. По крайне мере, я предполагала именно так, что наша была особенной.

Возрастная разница в три года не являлась для нас значимой. Мы, несомненно, хорошо относились друг к другу, шутили вместе за завтраком, ходили после школы домой и да, это было похоже на близкие взаимоотношения. Я имею в виду, откровенные. Мы всегда обменивались всеми секретами и переживаниями, которые у нас были вне зависимости от их важности, и были почти неразлучны.

Одним из самых больших секретов, который хранила моя сестра, был тот, который касался моих чувств к нашему преподавателю по истории. Мне было шестнадцать, ему двадцать четыре. На уроках он смотрел на меня с нескрываемым интересом, а я лишь краснела, словно роза, каждый раз, как только он бросал на меня свой взгляд. Однажды я призналась ему в своих чувствах после занятий, а он назвал меня малышкой, добавив, что для меня он слишком взрослый. Я расплакалась, учитель предложил мне выпить сока. Отказавшись, я вышла из кабинета и ушла домой с разбитым сердцем. Все эти школьные страсти длились полгода, прежде чем я осознала, что у нас никогда бы ничего так и не вышло, будь мне хоть двадцать лет, как на момент повествования. Сестра знала о моих переживаниях и всячески меня поддерживала.

Мне доставляло удовольствие читать Джейн Остин. Признаться честно, чтение было единственным занятием, которое у меня получалось. Я могла бы даже гордиться тем большим количеством книг, которые были мной прочитаны. У нас в квартире располагалась одна большая гостиная с широкими книжными полками во всю стену. В основном, их пополняла именно я, но пользовались мы ею вместе с сестрой.

Дана больше всего любила рисовать. Я бы не сказала, что это было всего лишь её детским пристрастием, которое со временем бы прошло как любое другое быстрое увлечение, но впоследствии оно переросло для неё в нечто большее, чем просто занимательное времяпрепровождение.

Она легко обучалась всему новому и интересовалась живописью, собирая художественные альбомы с репродукциями картин известных художников старины. Ей особенно нравился Ян ван Эйк «Портрет четы арнольфини» и «Мадонна канцлера Ролена». Над её письменным столиком красовались напечатанные отдельные части картин Босха. «Сад земных наслаждений» вызывал у меня одновременно как спазмы в животе, так и неугасающий интерес.

– Они тебе не кажутся странными? – интересовалась я, – Столь странных существ в жизни не встречала.

– Именно. В этом и есть их особенность. Они странные и поэтому так притягивают глаз, – отвечала Дана несколькими предложениями.

Нет никакой необходимости говорить много слов о особой сестринской связи, которая присутствовала между нами. Ближе её у меня никого никогда не было. Существует ли во всём мире человек, которого вы понимаете лишь благодаря одному взгляду и который также безупречно понимает вас? Мы являлись подобным примером для полного понимания того, что значит «общаться друг с другом, не произнося ни слова».

Мы с сестрой не были многословны, но отлично ладили между собой. Хотя раньше, пожалуй, Дана предпочитала людское общение больше, чем добровольное уединение, как я, но она и была в то время просто ребенком, который стремился познать мир и всё вокруг себя. Её характер отличался игривостью, непостоянством и беззаботностью. Это проявлялось и в её творчестве, когда сестра охотно перекидывалась с одной художественной работы на другую, оставляя за собой хаос и беспорядок.

«Это творческий беспорядок. Я художник. Ты же должна меня понимать».

Всё изменилось, когда моя младшая сестра начала слышать голоса. Ей было всего тринадцать лет, а мне, как следствие, шестнадцать.

За долго до того, как появились голоса, Дана стала говорить по ночам. Это было трудно не замечать. Мама думала, что всё дело в перенапряжение мозга. Она находила объяснения в банальных оправданиях: сестра слишком много смотрит остросюжетных и документальных фильмов, большое количество времени проводит в интернете, в соцсетях, да и вообще, во всём виноват мобильный телефон.

Позже появилась версия, что Дана переживает некий эмоциональный стресс. Мы знали, что время от времени она вступала в конфронтации со сверстницами в своём классе. Думаю, в этом возрасте всегда происходят конфликты из-за каких-то мелких вещей.

Однажды, Дана подралась в школьном кафетерии по причине того, что другой парень вылил ей чай прямо в лицо. Сестре несказанно повезло, что тот оказался не горячим. Тогда я была полностью на её стороне. Объективно, что у того, кто вылил чай ей в лицо, было не всё в порядке с головой, но как посчитал куратор класса Даны, та должна была решить конфликт именно словесным путем, а не физическим. Хотя, мы все, конечно, понимаем, что ожидать адекватного поведения от любого человека в данной ситуации вряд ли бы пришлось.

Возвращаясь к теме бормотания и разговоров во сне, я бы не сказала, что Дана страдала бессонницей. Большую часть времени она выглядела бодрой, очень активной и жизнелюбивой. И может поэтому я так сильно любила её. В ней бурлила жизнь до поры до времени. Фраза: «Не существую, а именно живу» была точно сказана про неё. Широкая улыбка, глубокие голубые глаза, которые, как мне казалось, отражали всю вселенную. Лицо, напоминающее фарфоровое лицо куклы. Иногда и я называла её так: «куколка».

Дана не любила свой светлый цвет волос, но никогда не решалась его изменить. Лишь иногда она красила концы в разные цвета специальными мелками. Румянец украшал её миниатюрные щёчки, ямочки около рта я находила просто очаровательными. Миловидность была в целом присуще её натуре.

Я не чаяла души в своей сестре.

Дана всегда была рядом со мной: когда моё сердце было разбито из-за парня в первый раз; когда лечила прыщи, а она продолжала твердить мне, что я все ещё красивая; перед выпускным в средней школе она наблюдала за тем, как я примеряю платья. Сестра всегда знала, что сказать для того, чтобы подбодрить меня.

Тема матери являлась для нас достаточно болезненной. Мама часто была занята своими делами. Я была далека от неё, как и моя младшая сестра. Мы не говорили о ней, а даже изредка, когда о ней заходил разговор, Дана старалась не рассыпаться словами, чтобы не причинять никому боль.

Мама всегда была достаточно властной, но холодной женщиной. У неё был авторитарный характер, с которым приходилось мириться. Полагаю, что он достался ей от нашей прабабушки, что также являлась примером для особого изучения с точки зрения психологии. Наша семья представляла собой линию сильных женщин, с которыми порой трудно было общаться посторонним людям. Я никогда не хотела приукрашивать свою мать, потому что знала, какова она на самом деле. С тем же, не пыталась её изменить, хотя до пятнадцать лет я ещё тешила себя желаниями что-то поменять в её поведение.