Дария Ульмар - По ту сторону озера

Бабушка оставляла меня сидеть в бельевой комнате. Там, среди свернутых матрасов и одеял, я сидела и читала книги. Я была знакома с остальными сестрами, которые работали в психиатрической больнице. На удивление, они всегда выглядели крайне позитивными. Полагаю, что другого пути у них просто не было. Если ты не мог абстрагироваться от всего происходящего, ты бы точно не сумел здесь работать. Если честно, я искренне восхищалась этими женщинами.

Они пили чай в бельевой. День у них был расписан по часам, если не по минутам.

Однажды, я оказалась на одном из этажей. Бабушка попросила меня посидеть на скамеечке, прежде чем она закончит сдавать белье под отчет. Я сидела у кабинета МРТ, когда медбрат вывел очередь пациентов из мужского корпуса на обследование. Признаюсь, в начале, я прибывала в ужасе. Чувство дискомфорта не покидало меня весь тот промежуток времени, пока бабушка не забрала меня с собой из лечебного корпуса.

Я не могла отвлечься на книгу. Мне было страшно и хотелось уйти, вернуться в бельевую. Да, я боялась за себя. Раньше я не видела людей на подобие их. По крайне мере, в качестве оправдания, могу сказать, что я была всего на всего ребенком. Как я должна была реагировать?

Медбрат сказал пациентам сесть и ждать своей очереди. Врач будет вызывать всех по фамилии. Мужчин было где-то около пяти или шести человек. Они находились в состоянии прострации, как мне показалось. Потерянные, измученные, слишком усталые, чтобы двигаться, должно быть, накаченные медикаментами.

До того раз я никогда не видела людей с психическими расстройствами именно в таком состоянии, прямо в лечебнице. Поэтому на меня это произвело колоссальное впечатление.

Взрослый мужчина, сидящий первым в очереди, имел лысую голову, и его черепная коробка была похожа на арбуз. Она была размером куда больше обычной головы, что напоминало мне о страдающих от водянки. Пациент смотрел в пол, был очень худым и высоким. Мне тут же хотелось вжаться в стену.

Другой мужчина, был наоборот, небритый с немытой головой. Челюсть у него выпирала вперед, и он все время вертел кулаком по часовой стрелке, вглядываясь меня, прищурившись. Веки у него напирали на глаза. Его лицо выражало рассерженность или даже злость. Складывалось такое ощущение, что этот пациент сейчас подойдет и ударит меня, поэтому я просила про себя, чтобы бабушка пришла как можно скорее. Мне было страшно подняться с насиженного места и куда-то уйти. Я не знала, что может произойти в следующую минуту, и просто сильно боялась за свою жизнь.

Когда Дана начала болеть, я столкнулась с этим состоянием во второй раз. Отнюдь неверно будет полагать, что я не была в больницах до и после случившегося с моей сестрой. У меня был крайне неприятный опыт, связанный с этим.

Бабушку несколько раз оперировали с грыжей, что заставляло нервничать мою мать и её сестру. К тому же, огромное влияние оказала смерть отца, которую мы застали вместе с Даной.

Я точно не знаю, что становится катализатором для развития психического заболевания, но думаю, что смерть папы сильно повлияла на мою младшую сестру. Это была наша маленькая трагедия, после которой мы не могли оправиться ещё очень долгое время. Я полагаю, что и мать также перенесла эту утрату с последствиями, которые до сих пор дают о себе знать.

Если бы отец был жив, то кто знает, что было бы со всеми членами семьи. Может, нам бы и не пришлось пройти через весь тот ад, который ждал нас после.

Отец умер внезапно и больницы снова вошли в мою жизнь, распахнув дверь моего дома. Будь то неврологическое или иное отделение, в помещениях всегда неприятно пахло. Запах вызывал у меня чувство крайнего отвращения. Я проходила по коридорам со связкой продуктов или необходимых вещей, на подобие, личных предметов гигиены, и чувствовала, как невыносимо смердит из больничных палат.

Это был запах затхлых простыней, старой кожи, капельницы, прилипших макарон к больничным тарелкам. Это всё меня только угнетало. Некоторые палаты были открыты, и я могла видеть, что в них происходит. Например, в одной из них лежала женщина с седыми волосами, спускавшимися рекой по её левому плечу. Рядом сидела, видимо, её дочь и держала ту за руку. Мне кажется, в той палате я могла рассмотреть смерть, которая притаилась совсем рядом с ними, буквально за углом. Она дышала свои зловонным дыханием над той старой женщиной. Там уже не было проблеска на надежду. Там его и не стало.

Когда я думала о том, как правильнее рассказать эту историю, один человек посоветовал мне писать только правду, ничего не приукрашивая и не преуменьшая.

«Добавь всё, что считаешь нужным, чтобы тот, кто это читает, понял бы всю ту боль, которую ты носишь внутри себя».

Я послушалась его совета и на холодном полу своей одинокой студии, раскрыв ноутбук, принялась писать свои воспоминания, воссоединяя момент за моментом, отслеживая настроения времен года. Какая в то Время была весна? Что случилось той Весной, отчего вектор нашей с сестрой жизни повернулся не в ту сторону? Почему Зима пригласила меня в тот городок? От чего Лето решило вскрыть моё сердце и оставить его обливаться кровью? И скажи, как ты, Осень, смогла меня окончательно растоптать?

Я бы хотела рассказать историю жизни моей младшей сестры от начала и до самого конца, но тому просто не суждено было быть.

Меня зовут Тори и это моя история.

Моё имя могло бы остаться тайной, если бы не явная необходимость его обозначить для представления о том, каким образом меня называли другие люди. Однако «Что значит имя? Роза пахнет розой. Хоть розой назови её, хоть нет». Именно так, припоминаю, писал Шекспир.

Виктория или как ласково называла меня моя младшая сестра, да и вся остальная часть семьи, «Тори».

Когда вас просят рассказать о своем детстве, вам, скорее всего, приходит в голову ваше самое первое детское воспоминание. Это может быть поездка на море с вашими родителями, катание на качелях на детской площадке или поход в лес с дедушкой. Это может быть, что угодно. Воспоминание приходит в вашу голову неожиданно и оставляет самый глубокий отпечаток в закромах души.

Детская память – удивительная штука. Она просыпается у каждого по-разному и запечатывает своё.

Мне было три года. Я помню лицо своей крёстной. Её звали Елена и на её лице была улыбка, когда та протягивала ко мне руки. Я помню ощущение теплой воды и махрового полотенца на своей спине. Чистые капли на лице, маленьких ручках и ножках. Я смутно припоминаю лицо священника, но он показался мне взрослым мужчиной с седой бородой.

Я краем глаза могла видеть свою мать. Я внутренне ощущала её позади себя. Мне не было страшно. Я не боялась людей вокруг себя. Мне не казалось, что происходит что-то неправильное или пугающее. Я была в безопасности и самое приятное заключалось в том, что я ощущала радость.