Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти

— Семьдесят, восемьдесят, восемьдесят тысяч, девяносто…

Вот те на! Зрелище становилось захватывающим. Цифры на электронном табло не успевали меняться. Даже Голливуд позавидовал бы такому динамизму.

Часы рядом с табло показывали без девяти минут восемь.

Шторм нашел глазами блондинку. Она начинала нервничать. Уголки ее пухлых губ удрученно опустились вниз, в глазах появилось выражение смятения и испуга. Шторм видел, как она растерянно моргает всякий раз, как человек в зеленых перчатках перебивает ее цену.

Она снова махнула рукой.

— Сто тысяч фунтов, — объявил аукционист и тут же поправился: — Сто двадцать пять от джентльмена в последнем ряду.

По залу прокатился ропот. Несколько голов повернулись — их обладателям непременно хотелось взглянуть на «джентльмена в последнем ряду». Шторм видел, как изумленно озирается помощница Софии.

Он улыбнулся, однако в следующее мгновение улыбка застыла на его лице — Шторм заметил на кардигане блондинки ту самую брошь, которую носила София.

Торги по-прежнему ограничивались треугольником: телефонная стойка, блондинка и мужчина в заднем ряду Виртуоз-аукционист полностью владел ситуацией; казалось, он физически осязает атмосферу зала. Словно в порыве страсти, он театрально откинул голову и плотоядно сверкнул глазами.

— Сто пятьдесят, сто пятьдесят, сто семьдесят пять, сто семьдесят пять тысяч, двести. Двести тысяч…

Шторм почуял неладное.

Было без семи минут восемь.

Зачем ей понадобилась брошка Софии? Неужели они все состоят в этой проклятой секте, о которой рассказывала Харпер? Безумие. Нет, этого не может быть. Брошь принадлежала матери Софии, и София никогда прежде не надевала ее. Может быть, блондинка просто одолжила эту брошь на время? На лбу у Шторма выступила испарина. «Что-то случилось», — звенели у него в ушах слова Харпер.

— Двести, двести, двести тысяч в последнем ряду. Кто больше? Кто предложит мне двести пятьдесят тысяч фунтов? Двести пятьдесят, двести пятьдесят…

Гул в зале нарастал. Барышня с лебединой шеей разрезала воздух ладонью, давая понять, что ее клиент вышел из игры. Оставались блондинка и зловещий тип в белом смокинге. Блондинка подняла дрожавшую, точно лист на ветру, ладошку.

— Есть двести пятьдесят тысяч — триста тысяч. Триста тысяч от джентльмена в последнем ряду.

Ропот не смолкал. Шторм начал торопливо пробираться к проходу.

Перед его глазами, как обезумевшие, мелькали цифры электронного табло: 300 тысяч фунтов, 450 тысяч долларов, почти 700 тысяч дойчемарок. Сумма в иенах не укладывалась в сознании. Блондинка у стены нервно теребила золотой браслет. Она растерялась и чуть ли не плакала.

На какое-то мгновение Шторм потерял ее из виду, а над залом снова зазвенел гнусавый голос аукциониста:

— Триста, триста. Триста пять… — четыреста тысяч у джентльмена в заднем ряду.

Боже правый!

Шторм отчаянно продирался через узкий проход. Этот малый в белом смокинге настоящий убийца. Шторм оглянулся и снова увидел его лицо. Ну точно, убийца и есть. От его подернутых поволокой глаз веяло могильным холодом. Шторм невольно поежился и поспешил отвернуться. Неожиданно его внимание приковал циферблат часов: без пяти восемь. Что-то случилось.

Бормоча извинения, Шторм протиснулся между последними двумя зрителями и наконец оказался перед блондинкой. Она стояла так близко, что было видно, как от волнения у нее раздуваются ноздри. Точно марионетка, она снова выбросила вверх руку.

— Четыреста пятьдесят тыс… — пятьсот тысяч фунтов в последнем ряду.

Шторм схватил девушку за руку. В испуге она вытаращила на него круглые от ужаса глаза, губы ее дрожали, ладонь была влажной.

— Где София? — спросил Шторм.

— Я… я… — пробормотала блондинка. Внезапно она узнала его и задыхаясь громко прошептала: — София сказала пятьдесят. Я не знаю, что делать!

— Пятьсот тысяч, предложено пятьсот тысяч. Полмиллиона фунтов стерлингов…

Шторм кивнул и мягко пожал ей руку:

— Брось это, детка. Его взяла. Этот парень ни перед чем не остановится. Где София?

— Пятьсот тысяч раз, пятьсот тысяч два, пятьсот тысяч… — Аукционист занес молоток. Блондинка резко подалась вперед.

— Детка, поверь мне, игра не стоит свеч, — стоял на своем Шторм. — Скажи лучше, где София?

Девушка вновь повернулась к нему. Она пребывала в каком-то странном оцепенении, словно никак не могла оправиться от кошмара. Шторм посмотрел на брошь, на ангельское личико, с которого не сходило выражение ужаса.

— Не знаю, — пробормотала блондинка. — Она попросила меня пойти вместо нее…

— Она попросила… — повторил Шторм. «Эта женщина просит тебя о помощи, — вспомнил он слова Харпер Олбрайт, — умоляет о помощи!»

— Продано! — страстно выдохнул аукционист, ударяя молотком по деревянной кафедре. И Шторму передалась дрожь, охватившая в этот момент блондинку. — За пятьсот тысяч фунтов!

Возможно, предстоящий аукцион станет некой кульминацией…

Зал разразился аплодисментами. Все принялись бурно обсуждать случившееся. Человек в белом смокинге по-прежнему держал в руке табличку — № 313. На его губах играла зловещая улыбка. На электронном табло горела цифра: 500 000.

В памяти Шторма всплыли слова, произнесенные Софией: «Только здесь я хотела бы умереть».

— Боже мой, — пролепетал он.

Было без одной минуты восемь.

Присутствующие наверняка решили, что он стащил у кого-нибудь кошелек или бриллиантовое колье. Иначе зачем было, безжалостно расталкивая толпу локтями, опрометью кидаться к выходу?

Но никто не кричал: «Держи вора!» — и волнение скоро улеглось. «Волхвов» убрали, и на стенде уже появилась другая картина. Ричард Шторм больше никого не интересовал, о нем забыли. Аукцион продолжался.

Шторм пулей выскочил на улицу. Гоня прочь мрачные мысли, он сломя голову мчался по мостовой — как его учили в школе: корпус прямой, локти работают словно поршни. Мелькали освещенные неоновым светом витрины, раскачивались на ветру рекламные щиты. Прохожие шарахались в стороны и изумленно оглядывались. Странное он являл собой зрелище: в шикарном костюме, в дорогих туфлях. Но он не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал. Просто бежал.

Ровно через тридцать секунд он уже стоял у входа в «Галерею Эндеринг» между горшками с декоративными елями, прижавшись лицом к стеклянным дверям. Изнутри он наверняка напоминал жука, который шмякнулся о ветровое стекло. Шторм мучительно вглядывался внутрь. В галерее царил полумрак. За стойкой у входа никого не было. Картины, как и прежде, висели на стенах. Он уже подумал, что все его страхи были напрасны.

Потом взгляд его скользнул выше, и он увидел Софию. Она сидела на балконных перилах с петлей на шее.