Энн Райс - Песнь серафимов

Я напомнил себе, что в этой сокрушительной депрессии, в разрушительном желании покончить со всем, в парализующей навязчивой идее поднять пистолет и сделать то, о чем сказал внутренний голос, нет ничего необычного. Странной была лишь отчетливость голоса. Как будто слова звучали не внутри меня, а рядом со мной. Как будто не Счастливчик говорил со Счастливчиком, как бывало всегда.

Человек на веранде за окном поднялся из-за стола, и я осознал, что с холодным изумлением наблюдаю, как он входит в открытую дверь. Он стоял в комнате под куполом и смотрел на меня, а я стоял за спиной умирающего.

Он был высокий, прекрасно сложенный, стройный, с копной мягких темных вьющихся волос. Его голубые глаза светились необычайной благожелательностью.

— Этот человек болен, сэр, — тотчас же произнес я, с трудом совладав с пластиной во рту. — Кажется, ему необходим врач.

— Он умер, Счастливчик, — сказал незнакомец. — И не слушай голос у себя в голове.

Это было совершенно неожиданно, и я не сообразил, что надо ответить и сделать. Не успел он договорить, как снова вмешался голос у меня в голове: «Покончи со всем. Забудь о пистолете, это приведет к хаосу. У тебя в кармане есть еще один шприц. Неужели ты позволишь себя схватить? Твоя жизнь и сейчас сущий ад. Подумай, на что она станет похожа в тюрьме. Шприц. Действуй!»

— Не слушай его, Счастливчик, — повторил незнакомец.

От него почти ощутимыми волнами исходило безграничное великодушие. Он смотрел на меня внимательно, почти восхищенно, и меня охватила непостижимая уверенность, что он любит меня.

Освещение изменилось. Должно быть, ушло облако, закрывавшее солнце, в комнате стало светлее, и я увидел незнакомца необычайно отчетливо, хотя и без того привык замечать и запоминать людей. Он был моего роста, и он смотрел на меня ласково и даже сочувственно.

Невероятно.

Если вы знаете, что некое явление абсолютно невозможно, что вы делаете? Что было делать мне?

Я сунул руку в карман и нащупал шприц.

«Вот так. Не трать последние драгоценные минуты своего омерзительного существования на то, чтобы понять. Ни к чему. Разве без того не ясно, что Хороший Парень разработал двойную операцию?»

— Ничего подобного, — произнес незнакомец.

Он посмотрел на покойника, и выражение его лица изменилось — на нем отразилась безграничная скорбь. После чего он снова обратился ко мне:

— Пора тебе пойти со мной, Счастливчик. Пора тебе выслушать, что я скажу.

У меня в голове не было ни одной связной мысли. Стук сердца отдавался в ушах, а пальцем я легонько касался пластикового колпачка на игле шприца.

«Да-да, покончи со всеми их противоречиями, ловушками, обманами и безграничными возможностями использовать тебя. Победи их. Действуй немедленно».

— Действовать немедленно? — прошептал я.

Эти слова отделились от темы гнева, которая прокручивалась у меня в голове. Почему я вдруг подумал: «Действуй немедленно»?

— Это не ты подумал, — сказал незнакомец. — Неужели ты не видишь, что он изо всех сил пытается превзойти нас обоих? Оставь шприц в покое.

Он казался юным, взволнованным и невыразимо обаятельным, когда смотрел на меня, хотя в нем вовсе не было ничего юношеского. Солнечный свет красиво обтекал его, и все рядом с ним само собой становилось притягательным. Только сейчас я отметил, словно в бреду, что он одет в простой серый костюм с очень красивым голубым шелковым галстуком.

Ничего примечательного в этом не было, но его руки и лицо были примечательны. Выражение лица доброжелательное и прощающее.

Прощающее.

С чего бы кому-то, кто бы он ни был, смотреть на меня так? У меня было ощущение, что он меня знает, и даже лучше, чем я знаю сам себя. Казалось, он знает обо мне все, и внезапно меня пронзила мысль: он уже трижды назвал меня по имени.

Наверняка дело в том, что его прислал Хороший Парень. Наверняка дело в том, что меня вычеркнули из списка. Это моя последняя работа для Хорошего Парня, и передо мной стоит лучший убийца, который покончит с прежним, не в меру скрытным наемником.

«Так одурачь их и сделай это прямо сейчас».

— Я знаю тебя, — подтвердил незнакомец. — Я знаю тебя всю твою жизнь. И я не от Хорошего Парня. — При этих словах он негромко рассмеялся. — Не от того Хорошего Парня, к которому ты питаешь такое почтение, Счастливчик. Я от другого, и он, по-моему, действительно Хороший Парень.

— Чего ты хочешь?

— Чтобы ты ушел отсюда вместе со мной. Чтобы ты не слушал голос, досаждающий тебе. Ты достаточно долго слушал его.

Я прикинул в уме. Чем все это можно объяснить — потрясением от пребывания в моем любимом номере «Миссион-инн»? Нет, этого недостаточно. Наверное, причина в яде; наверное, несмотря на двойные перчатки, я сделал все недостаточно аккуратно и впитал какую-то дозу, пока готовил отраву.

— Ты для этого слишком умен, — возразил незнакомец.

«Значит, ты поддашься безумию? Ведь у тебя есть способ отвернуться от всех них».

Я огляделся по сторонам. Посмотрел на кровать под балдахином, на знакомые темно-коричневые портьеры. Посмотрел на огромный камин, спиной к которому стоял незнакомец. Окинул взором привычную мебель и предметы в комнате, которую так хорошо знал. Могло ли безумие проявиться так внезапно? Могло ли оно вызвать столь странную галлюцинацию? Безусловно, здесь никого нет, я ни с кем не разговариваю, а теплое благожелательное выражение лица незнакомца является порождением моего собственного поврежденного разума.

Он снова тихонько рассмеялся. Однако второй голос продолжал: «Не оставляй ему шанса отнять у тебя шприц. Если не хочешь умереть прямо здесь, черт с тобой, уходи отсюда. Найди в гостинице какой-нибудь другой укромный уголок, ты же знаешь их все, и там покончи с собой раз и навсегда».

На одну пронзительную секунду я поверил, что силуэт незнакомца исчезнет, если я подойду к нему. Я подошел Он остался таким же плотным и осязаемым, как прежде. Он отступил от меня на шаг назад и жестом предложил мне выйти первым.

И внезапно я оказался на веранде, в солнечном свете. Все краски вокруг были чудесно живыми и радостными, и я не чувствовал никакой необходимости предпринимать что-либо, никакого назойливого тиканья часов.

Я услышал, как он закрыл дверь номера. Затем я поднял голову, и он уже стоял рядом со мной.

— Не надо со мной разговаривать, — сердито произнес я. — Не знаю, кто ты такой, чего тебе надо и откуда ты взялся.

— Ты сам меня позвал, — ответил он спокойным и приятным голосом. — Ты звал меня и раньше, но никогда с таким отчаянием, как в этот раз.

И снова меня окутало исходящее от него ощущение любви, безграничного знания и абсолютного приятия того, кто я есть.

— Звал тебя?