Энн Райс - Песнь серафимов

Теперь мне стало ясно, что старик слеп.

Годуин осторожно поставил Розу на ноги. Она побелела от потрясения, узнав деда.

— Я не ожидала увидеть тебя здесь, дедушка, — сказала она сразу же самым ласковым голосом и сделала шаг к нему, однако старик, глядя перед собой, жестом остановил ее.

Он казался холодным и отчужденным. Затем он потянул воздух носом, словно пытался уловить слабый запах ее духов.

И с презрением отвернулся.

— И что, я должен поверить, будто это и есть твоя чистая душой сестра? — спросил он. — Неужели ты думаешь, что я не разгадаю ваш замысел? О, конечно, ты ее копия, я прекрасно об этом помню. Именно твои гнусные письма из Парижа подвигли Лию пойти с этими гоями в церковь! Но я-то знаю, кто ты. Я знаю твой запах. Я знаю твой голос!

Роза была готова заплакать. Она склонила голову. Я чувствовал, что она дрожит, хотя не касался ее. Должно быть, она и раньше думала о том, что способствовала гибели сестры, и теперь эта мысль пронзила ее.

— Лия, — прошептала она. — Моя любимая Лия. От меня осталась только половина, и так будет всегда.

Откуда-то из тени к нам навстречу выдвинулась еще одна фигура — молодой крепкий мужчина с темными волосами и густыми бровями. У него на плечах тоже была накидка, потому что в комнате стоял холод. На груди мужчины виднелась желтая нашивка из тафты в виде скрижалей Завета.

Он стоял, повернувшись спиной к камину.

— Да, — произнес незнакомец. — Я вижу, ты ее точная копия. Я не смог бы различить вас. Очень может быть, что все получится.

Мы с Годуином кивнули ему, благодарные за поддержку.

Старик отвернулся от нас и медленно двинулся к стулу, стоявшему у очага.

Молодой человек огляделся, посмотрел на старика, подошел к нему и принялся что-то втолковывать вполголоса.

Старик нетерпеливо махнул рукой.

Молодой человек повернулся к нам.

— Надо действовать быстро и мудро, — обратился он к Розе и Годуину. Похоже, он не понимал, какой в этом деле прок от меня. — Достаточно ли велика ваша повозка, чтобы там поместились твои мать, отец и дедушка? Только ты произнесешь нужные слова, вам придется уехать как можно скорее.

— Да, в повозке хватит места, — ответил Годуин. — И я согласен с вами, самое главное сейчас — скорость. Как только мы убедимся, что наш план сработал.

— Я позабочусь о том, чтобы отогнать повозку за дом, — сказал молодой человек. — Переулок выведет вас на соседнюю улицу. — Он задумчиво посмотрел на меня и продолжил: — Все книги Меира отправлены в Оксфорд, все ценности вывезены из дома под покровом ночи. Разумеется, пришлось заплатить стражникам, но дело сделано. Вы должны быть готовы ехать сразу же, как только разыграете ваше представление.

— Мы будем готовы, — произнес я.

Молодой человек поклонился нам и пошел в двери.

Годуин кинул на меня беспомощный взгляд, потом посмотрел на старика.

Роза не стала терять время.

— Ты знаешь, дедушка, для чего я здесь. Я готова произнести любую ложь, какая потребуется, лишь бы снять с мамы обвинение в том, что она отравила сестру.

— Со мной можешь не говорить, — отозвался старик, глядя перед собой. — Я здесь не ради дочери, отдавшей собственного ребенка христианам. — Он повернул голову, словно мог видеть свет огня. — Я здесь не ради детей, предавших веру во имя отца, который не лучше вора в ночи.

— Дедушка, умоляю тебя, не осуждай меня! — сказала Роза.

Она опустилась на колени рядом со стулом и поцеловала левую руку старика.

Он не двинулся и не повернулся к ней.

— Я здесь, — продолжал старик, — чтобы дать деньги на спасение евреев от безумия этих людей, распаленных глупостью твоей сестры, которая пошла в их церковь. Я уже все сделал. Я здесь, чтобы спасти бесценные книги Меира от бессмысленной гибели. Что же касается тебя и твоей матери…

— Моя сестра уже заплатила за то, что пошла в церковь, — возразила Роза. — И моя мать заплатила за все! Неужели ты не пойдешь с нами, неужели не подтвердишь, что я та, за кого себя выдаю?

— Да, твоя сестра расплатилась за свой поступок, — произнес старик. — Но вот-вот за него заставят платить невинных людей. Поэтому-то я приехал. Я и сам бы догадался, в чем суть вашего заговора, даже если бы Меир не признался. Не могу понять, почему я до сих пор люблю Меира, хотя он имел глупость влюбиться в твою мать.

Он внезапно развернулся к Розе, стоявшей на коленях, и как будто силился ее рассмотреть.

— У меня нет сыновей, поэтому я люблю его, — продолжал старик. — Когда-то мне казалось, что мои главные сокровища — дочь и внучки.

— Ведь ты поможешь нам? — спросила Роза. — Ради Меира и всех остальных. Ты ведь согласен?

— Они знают, что у Лии есть сестра-близнец, — произнес он холодно. — Слишком многие из евреев знают об этом, чтобы можно было сохранить это в тайне. Ты страшно рискуешь. Лучше бы ты дала нам возможность просто выкупить свободу.

— Но я и не собираюсь отрицать, что мы близнецы, — ответила Роза. — Я буду утверждать, что Роза ждет моего возвращения в Париже. В некотором смысле это правда.

— Ты мне отвратительна, — проговорил старик вполголоса. — Лучше бы мне никогда не видеть тебя младенцем на руках у матери. Нас подвергают гонениям. Мужчины и женщины умирают за веру. А ты отрекаешься от веры просто так, чтобы доставить удовольствие человеку, не имеющему права называть тебя дочерью! Делай что угодно, и покончим с этим. Я хочу покинуть это место и никогда больше не слышать ни тебя, ни твою мать. И я сделаю это, как только удостоверюсь, что евреям Норвича больше не угрожает опасность.

После этих слов Годуин приблизился к старику, склонился над ним и негромко окликнул его по имени. Он застыл перед стулом учителя Эли, дожидаясь позволения заговорить.

— Ты забрал у меня все, — сказал старик тихо и сурово, повернувшись в сторону Годуина. — Чего еще ты от меня хочешь? Твой брат дожидается тебя в замке. Он обедает с господином шерифом и этой фанатичкой леди Маргарет. Разъясняет ей, что евреи ценное королевское имущество. Человек, имеющий такую власть. — Он повернул голову к огню. — Неужели денег недостаточно, чтобы…

— Выходит, недостаточно, — очень мягко ответил Годуин. — Драгоценный рабби, прошу тебя, скажи несколько слов, чтобы придать Розе храбрости. Если бы нам могли помочь деньги, деньги были бы заплачены.

Старик молчал.

— Не вини ее в моих грехах, — просил Годуин. — В юности я был грешен настолько, что причинял вред другим в своем легкомыслии и беззаботности. Мне казалось, жизнь похожа на песни, которые я пел под аккомпанемент лютни. Теперь я знаю, что это не так. И я посвятил свою жизнь Богу, как и ты. Ради Него, ради Меира и Флурии, прошу тебя, прости меня за все, что я сделал.

— Не взывай ко мне, брат Годуин! — с горьким сарказмом произнес старик. — Ты не перед своими пустоголовыми студентами. Я никогда не прощу того, что ты отнял у меня Розу. Теперь, когда Лия мертва, что ждет меня, кроме одиночества и несчастий?