Ким Харрисон - Умерев однажды, подумаешь дважды

— Я даже не знал, что вы были тут, — сказал он, покачивая девочку. — Чудесное фото. Сколько стоит? — Он подвинул ребенка, чтобы достать до заднего кармана, и я покачала рукой, что не нужно.

— Мы просим доллар, но вы заплатите, когда увидите их, — объяснила я. — Они будут в зеленой палатке. — Звук бегущих пронесся за мной, и маленькая девочка изогнулась, смотря мне через плечо, чтобы проследить за бегунами.

— Я приду, — сказал мужчина, стараясь удержать ребенка. Он посмотрел на счастливого младенца, говоря фальцетом: — Маме будет приятно иметь фотографии с нами. Любовь к своей дочери все еще была в его глазах, когда он повернулся ко мне. — Спасибо вам. Я всегда забываю брать камеру на подобные мероприятия. Подгузники, бутылочки, игрушки и ее накидка, но не фотоаппарат.

Кивая, я дала ему билетик, прежде чем помахать воркующей девочке и отойти. Это было приятно — делать что-то вместо того, чтобы хандрить у себя в комнате, как будто это тюремная камера, и скучать по старым друзьям. Вчера в Общем З с Джошем было славно, даже с вмешавшейся Эми и витающими в воздухе неприятностями с Кайросом. Я забыла, как это хорошо — быть с кем-то и не бояться быть тем, кем я была на самом деле. Сегодня солнце было теплым, воздух — прохладным, а я была занята, тратя отцовские деньги на чернила и бумагу. Мало что может быть лучше, чем это.

Из-под ближайших деревьев я слышала, как Эми выкрикнула чтобы привлечь внимание: «Прииивет, Джош!» — и я подняла взгляд, чтобы увидеть, как он опять пробегает мимо. С ним был Паркер, и, похоже, что они разговаривали. Я пошла их сфотографировать, но выскочило сообщение, что карточка заполнена.

— Вот те на, — сказала я, вздыхая, и пошла к палатке, где стоял мой стол. Госпожа Картрайт была очень мила, когда, не моргнув и глазом на мои розовые кончики волос и серьги в форме черепов, выделила мне стол, где я могла разложить разнообразные фото, которые, вероятнее всего, никто не заберет.

— Мэдисон! Моя фотография уже готова? — раздался уставший, принадлежащий женщине средних лет голос, и мой взгляд обратился к утомлённой женщине с тремя пыльными ребятишками.

Она выглядела так, как будто с нее на сегодня хватит. У меня была прекрасная фотография ее и мальчиков на карусели, прежде чем они измотали ее и испачкали одежду сахарной ватой. Солнце блестело на золотой краске и гармонировало с их волосами, и ровные перпендикулярные линии великолепно контрастировали с вьющимися гривами и ярким окрасом лошадей. Бок о бок, фамильное сходство, которое немножко изменялось с возрастом, было просто поразительным. Я напечатала вторую фотографию для себя просто потому, что она мне понравилась.

— Готово, — сказала я, указывая на палатку, но она была занята разниманием двух младших, пока они спорили о золотой рыбке, которую выиграли.

— Я сейчас подойду, — сказала она быстро, потом, повысив голос, сказала им, что они заморят рыбку, если будут продолжать так ее трясти.

Никто даже не заметил, как я проскользнула в палатку и направилась к дальнему столу. Тень была долгожданным облегчением, и я села, расслабившись в кресле за длинным столом. Я издала довольный звук, когда обнаружила, что хорошая часть фотографий уже разошлась, даже те, которые, я думала, никто не захочет забрать. Довольная, я подключила камеру к принтеру и выбрала «печатать все». Приятно чувствовать, что твои усилия были оценены по достоинству.

Фотографии начали выходить одна за другой, и я заняла себя тем, что раскладывала их на столе так, чтобы люди смогли их найти. Меня накрыло тенью, и я посмотрела вверх, когда госпожа Картрайт восхищенно сказала:

— Ох, я возьму эту, — она потянулась за фотографией, падающей в лоток, добавляя: — Говард –

мой брат. Мне будет приятно подарить ее ему на день рождения. Она изумительна.

Я посмотрела на фотографию мужчины сидящего на сидении-окунальщике, мимоходом разговаривающего с кем-то в толпе. Он был промокший до нитки, и размытый силуэт мяча летел прямиком к цели. Что случится дальше, было очевидно.

— Серьезно? — спросила я благодарно. — Спасибо, — добавила я, передавая ей фотографию.

Она мимолетно улыбнулась на нее, ее усталые зеленые глаза нежно бродили по фото.

— Нет, спасибо тебе . Ему сложно что-то купить, — сказала она, заправляя за ухо длинную прядь волос, которая выбилась из хвостика. — А это хорошее фото Марка, — сказала она, когда фото мужчины и маленькой девочки с беговых дорожек вышло из принтера. — Он владелец автомойки. У него нечасто получается проводить время с Джем. Так они зовут свою дочь. Джем. — Выражение ее лица посветлело, пальцы блуждали по фотографиям. — И госпожа Холл. Ничего себе, посмотри на этот размер ноги. Неудивительно, что она не забрала свое фото. Это копыто прямо на виду.

Я заволновалась и смутилась, но это было приятно — слышать о людях, у которых я крала частички их жизней. Это заставляло меня чувствовать так, как будто я к чему-то причастна. Я не могла не задаваться вопросом, не это ли я пыталась делать сегодня — запечатлеть жизнь, потому что моя, по существу, остановилась, а мир всё продолжает жить. Продолжает без меня. Движется по кругу как времена года.

Присмотревшись поближе, я прищурилась, желая вынести фото на солнце. Это было, как если бы я могла видеть мерцание над ней. Ее аура? Неее .

— Я думала о том, как изящно розовое на шариках сочетается с подошвой ее обуви, — сказала я, пытаясь объяснить, почему вид со спины госпожи Холл был таким очаровательным.

Изящно? Я думала, что это изящно? Боже! Я такая зануда.

— Так и есть, — госпожа Картрайт улыбнулась на фото чьего-то фургона, задние двери которого были открыты и видно, что он забит до отказа недоставленными документами. — У тебя настоящий талант на композицию. Видишь то, что важно. Что мы теряем, если не притормозим.

Следующая фотография вышла из принтера, и я положила ее на стол.

— Спасибо. Я ходила в клуб фотографии в моей прошлой школе. Думаю, я научилась большему, чем считала.

Госпожа Картрайт издала заинтересованный звук.

— Ты не в списке моих учеников. Почему? У тебя глаз-алмаз.

Она учитель фотографии?

— Ох, я не знаю, — ответила я, неожиданно занервничав.

У женщины изогнулись брови, и она положила фотографию госпожи Холл.

— Охххх, ты одна из этих, не так ли? — спросила она, а я непонимающе уставилась на нее. — Ты не хочешь, чтобы тебя считали зубрилой, поэтому красишь волосы в розовый цвет и избегаешь всего, что говорит, какая ты умная.

— Нет, — сказала я быстро, но она скорчила мне понимающее лицо, и я закатила глаза к пыльному потолку.

— Класс фотографии почти так же плох, как шахматный клуб, — запротестовала я, и она засмеялась, беря следующее готовое фото.