Василий Кнежин - Игра в людей

— Ты не можешь уйти. У нас договор!

— У тебя договор с моим дядей.

— Не понимаю. Чем я тебя обидел?

— Дело в другом…

— В чем? Что ты от меня скрываешь?!

— Я не могу жить так, как ты. Мне нравится, что мы делаем и чему я учусь. По жизни это пригодится. Но у меня другие задачи, я все-таки программер. В моем воображении в обычное время роятся компьютерные сети с повышенной проводимостью, новые стремительные языки программирования. Быть в комнате соблазнителя здорово, но это не мое. У меня такое ощущение, что эта комната меня захватывает все больше и больше. Не хочу.

— Да, да! — Воскликнул я… и замолчал. Мне совершенно нечего было ему сказать. Вот то, о чем он давно хотел со мной поговорить, но я был ранен. Но должна быть причина его столь резкому шагу. Причем он сейчас терзается, в чем-то винит себя.

— Это Арнольд Николаевич тебя подговорил, да? Он тебе заплатил, чтобы ты бросил меня перед финальным рывком? — Сказал я тихо. — В его духе такая подлость, но ты не подлый. Я верю в тебя. Посмотри, какой путь мы преодолели! Старик Арни сам не понимает, что в выигрыше будут все: я получу работу назад, останусь в Москве, твой дядя получит кучу бабок. Тебе достанется самое лучшее: апгрейд собственной системы. А? Гош? Скажи что-нибудь. Осталось немного дойти.

— Мне нужны деньги чтобы съехать от матери. Не снимать у кого-то, я не переношу чужих квартир… Я прошу у тебя прощения, хотя ты сам говорил: пользуйся людьми, им от этого тоже польза.

Проклятая Игра в Людей! Снова мне дали посмотреться в мерзкое, отвратительное зеркало. Гош прав, польза от его слов огромная: я понял, что они значат — под другим углом. Теперь мне надо убить в нем занесенный мной же вирус. Как-нибудь обхитрить Гоша. Не спорю, это нужно мне самому… Черт! Опять я поступаю тем же образом, которым мне только что дали пинка.

— Какой у вас с дядей договор? — Потребовал я.

— Арнольд попросил меня помочь ему. — Сказал, Гош. Я кивками подбодрил его, и он продолжил, постепенно раскрывая свой кокон из рук и ног. — Он сказал, что есть один завравшийся работник, которого надо наколоть. Но открыто сделать нельзя, у этого работника серьезные друзья и команда тренеров его любит. Дядя рассказал о вашем споре и попросил сыграть роль твоего ученика. Взамен пообещал много денег… я согласился, но после первой нашей встречи примчался к нему и сказал что ухожу. Ты меня тогда оскорбил. Дядя уговорил меня продолжить обучение у тебя. — Потянул Гош грустную речь. Он был уверен, что я законченный ботаник и даже ты со мной не справишься. Когда Арнольд понял что ошибается, то приказал намеренно завалить экзамен, или "будут последствия". А я… слишком привязался к тебе. Но и с дядей не хочу ссориться. Если я помогу тебе, он узнает. А дядя умеет задавать вопросы так, что нельзя не ответить, я начну нервничать, и это будет капитуляцией. Моя помощь окажется не только лишней жертвой с моей стороны, но и тебя подставит. Я устал от этих дум, хоть вешайся! — Он с усилием поднял на меня глаза и ужаснулся. — Что с тобой? Ты так побледнел…

— Только самоубийств нам не хватает.

На Гоша надежды мало. Нужно обладать стойкостью Кедра, чтобы выстоять от расспросов Арнольда Николаевича. Я отпустил Гоша, пусть дома мается. А мне теперь надо извернуться, сам не представляю, как. Я позвонил боссу.

— Какая неожиданность! Хочешь пожелать мне приятного ужина? — Загрохотал из динамика голос Арнольда Николаевича.

— Приятного ужина. — Сказал я с учтивостью. — Ирише привет. До конца нашей сделки осталось шесть дней и в связи с этим хочу, чтобы вы напомнили условия моей победы.

— Мой племянник должен будет выдержать экзамен, который мы устроим двадцать первого июля. Он должен будет познакомиться и взять телефон у ослепительной красавицы.

— Хорошо. Но чтобы было честно, красавицу мы должны будем выбрать вместе. Логично? Иначе, какой спор, какой азарт? Тупое насилие надо мной и только. Не помню, чтобы вас прельщали легкие победы. Пусть нашей красавицей будет девушка с ресепшена.

Арнольд Николаевич затрещал мозгами, пытаясь понять мою хитрость. Едва различимо с его стороны заговорил женский голос, призывающий кончить деловые переговоры и обратить внимание на более важные вещи. Босс сказал мне:

— Договорились. Двадцать первого я за тобой пришлю.

Я проснулся, едва солнце осветило воздух в моей комнате. Но очнулся наполовину, продолжая видеть наплывающие друг на друга красочными слоями образы. Попытка подняться превратилась в кошмар, образы завертелись и завыли. Я увидел рядом с собой убитую Веронику. Я в ее кукольной комнате, сижу на стуле перед огромным зеркалом. Ее кровь на моих руках. Я пытаюсь спасти ее, но крови становится только больше. Кровь поднимается к моей груди, к оставленной Вероникой ране. Моя и ее кровь смешиваются, из алого приобретают бордовый цвет. В груди кольнуло, я почувствовал, как изменилась температура тела. Вероника уже умерла, но ее кровь жива, она бурлит и просит: "прими меня, Ларион. Мы с тобой так похожи!" Я отворачиваюсь. Я не понимаю, что ей надо. Мои руки убирают ее кровь с моей груди, но получается только хуже. Она становится черной и начинает жечь. В груди нарастает тепло. На лбу выступил холодный пот. Кровь Вероники затекает в рану на солнечном сплетении. Она всасывается в меня. Я выгнулся, вены жжет, словно по ним разливается кипящее масло. Тело дергается, оно уже неподвластно мне. Его трясет, и я падаю со стула. Пальцы цепляются за труп Вероники. Обезумевшими глазами я смотрю на нее. Ее губы сложились в легкую ухмылку. На бледном лице она выглядит как вопль стервятника в небе. Я встаю, бросаюсь к зеркалу и не узнаю то, что появляется в отражении. Изуродованный болью человек смотрит на меня. Рот открыт в крике, но его не слышно.

— Уходи! Уходи оттуда! Ты, кто в отражении. Ты — не я. И никогда мной не был и не будешь.

Пальцы собрались в кулак, липкие от черной крови. От удара зеркало задрожало. На нем остался след костяшек, от него вниз потекли тяжелые капли. Я ударил снова. Зеркало пошло волнами, я словно бью по невыносимо твердой воде. Мое отражение стиснуло зубы, на переносице грозно сошлись брови.

— Почему ты не уходишь. Ты мне не нужен!

Тело лихорадит, разбитые кулаки саднит. Я ударил еще раз и, обессиленный, прильнул к зеркалу. Щека к щеке, ладони к ладоням с тем уродом. Я чувствую его. Он дрожит так же, как и я. Ему тоже страшно. Я сказал:

— Прости меня… я не должен был так поступать с тобой. Не бойся. Даже если мы умрем…все будет хорошо.

Опираясь ладонями на зеркало, я посмотрел в свое отражение. Оно страшно, убого. Губы кровоточат, но с них сорвалось то, что услышал тот, за зеркалом. И он улыбнулся. Вышло коряво и страшно, но я улыбнулся ему в ответ. Зеркальное серебро раздвинулось и исчезло. Я несколько секунд опирался на его ладони, а он на мои. За ним распростерлась темнота, углубилась вовнутрь. Из недр темноты раздался зов, предлагая спокойствие и забвение. Я захотел бросить туда обезумевшее от боли и жара тело. Но урод давит ладонями, пытаясь выбраться в мой мир. Он сказал: