Георгий Старков - Тихий холм

В никуда.

Дверца открылась снова. Я увидел длинный тёмный коридор, который показался мне отдалённо знакомым. Паркет на полу... Эти обои на стенах... Синий прямоугольник окна далеко в конце коридора... Да, я всё это уже видел разок. И не где-нибудь, а в начальной школе Мидвич. С возвращением, дорогой друг.

«КАБИНЕТ ГЕОГРАФИИ», - прочитал я на двери единственного кабинета в коридоре. Кабинет был открыт, и из его сумрачных недр исходил холодный воздух. Заходите, мистер Мейсон. Спасибо, что не опоздали.

Внутри кабинет географии не изменился. Я увидел непроницаемо-чёрные окна и карту штатов в углу. Вот только все парты пропали - не иначе, пошли на списание. За исключением одной-единственной. Я, конечно, не мог быть ни в чём уверен, но полагал, что не сильно промахнусь, если скажу, что некогда за этой партой сидела и училась девочка по имени Алесса. Алесса Гиллеспи.

На лакированной поверхности парты лезвием ножика были накарябаны не очень дружелюбные надписи, сплетающиеся друг с другом:

Воришка... Иди домой... Ведьма...

Похоже, девочку не очень любили в классе. Как водится в таких случаях, не обошлось без предположений, что она ведьма. С такой-то мамашей...

Я вновь услышал молящий голосок девушки: «Мама...»

И сразу после – тихий рассказ Лизы в палате: «В Тихом Холме её редко кто не знает... Помешана на религии. Это началось, когда у неё сгорел ребёнок во время пожара в доме».

«Ты была ужасным маленьким паразитом, Алесса, не так ли?»

Буквы, вырезанные на дереве, вдруг зашевелились и потеряли форму. Я схватился за вспухающую голову. Кажется, в тот момент я впервые начал кое-что понимать...

«Помешана на религии».

«... следовали какой-то странной религии... Не христианство, нет - какой-то культ судьбы, связанный с чёрной магией».

«... у неё сгорел ребёнок во время пожара в доме».

«Отстань от меня!»

«Иди домой... Воришка!..»

Как я мог быть таким слепцом?! Ведь всё было ясно с самого начала! Лиза сама говорила мне, что Далия - религиозная фанатичка... но только забыла сказать, какой именно религии предана старая женщина.

«Не христианство, нет».

«... у неё сгорел ребёнок...»

Я вспомнил шрамы и рубцы на всём теле девушки. Ужасные шрамы, после которых невозможно было остаться в живых. Но Алесса, похоже, таки умудрилась выжить.

Подземная палата. Конечно. Мысли неслись с лихорадочной быстротой. Вот почему там была фотография девочки. Туда её и перенесли после пожара. И там девушка провела... месяц? Год? Два года? Пять лет? Скрытая от посторонних глаз, умершая для всех, неузнаваемо обезображенная, но в которой ещё теплились остатки жизни и разума... Каково это? Бог ты мой...

Вряд ли я бы смог так быстро всё вспомнить и почти всё понять. Но мне помогала невидимая рука, мягко, но настойчиво толкающая мои мысли в верную сторону. Я посмотрел на исписанную грязную парту в непередаваемом ужасе. Этот ужас разительно отличался от боязни тварей, которые охотились за мной в ночи, отличался от страха за собственную жизнь, от беспокойства за Шерил. Он был в тысячу раз хуже. На доли секунды я испытал малую толику тех чувств, что пережила девушка по имени Алесса – вернее, она сама дала мне испытать их. Чтобы я понял. И мне хватило сполна. Я почувствовал, как у меня задрожали коленки и застучали зубы. Это как внутривенное вливание абсолютного вакуума. Мне пришлось опереться обеими ладонями о парту и закрыть глаза, чтобы не свалиться, как подкошенный.

«Не надо, довольно, - шептал я обладательнице кабинета географии и всего, что меня окружало, - теперь я всё знаю... Довольно...»

Конечно, я знал не всё. Я ещё не знал, что за пожар был в доме Гиллеспи и чем он был вызван, не знал, какая существует связь между всем, что происходило. Не знал, каким образом девушка сумела превратить город в девятый круг ада. Не знал, чего хотела от неё мать, тронутая на религии древних кровожадных богов. Думаю, Алесса сжалилась надо мной и не стала пихать в меня всё сразу, иначе мне бы вышибло крышу прежде, чем я успел бы сказать «Тихий Холм».

Я вышел из кабинета географии, описывая невообразимые кривые по паркету. Наверное, если бы с меня тогда взяли анализ крови, то лаборанты сильно удивились бы и долго протирали очки. Я и впрямь чувствовал себя, как пьяный. Кровь бурлила в венах. Глазные яблоки выпирали из-под век и грозили с хлопком вылететь из положенных мест. В довершение всего с носа закапала кровь.

А за кабинетом географии был госпиталь. Его сгнившие стены и лестницы с мокрыми ступеньками, вминающимися под подошвами. Я уже ничему не удивлялся. Осознавал только, что мне нужно найти в себе силы пройти через это кошмарное «нигде», чтобы достичь заветной цели. Но я и не представлял, через что мне предстоит пройти.

Когда я ковылял мимо ординаторской, на меня из кабинета вывалилась медсестра. Я мельком увидел её спутанные чёрные волосы, остановившиеся зрачки и красный горб на шее, и быстренько дал деру. Разлагающиеся пальцы успели коснуться моей кисти. Я услышал вздох разочарования у себя за спиной. И почти сразу дверь ближайшей палаты вылетела под мощнейшим ударом. Я увидел силуэт низкой полноватой женщины в белом халате, победно вознёсшей над головой большой стеклянный шприц, предназначенный для инъекций в аорту. Внутри шприца плескалась коричневая жидкость. Такой укол мне сейчас не требовался, но объяснить это медсестре не было возможности. Я пустился со всех ног, почуяв, что этими двумя особами дело не ограничится.

И оказался прав. Двери ломались и крушились одна за другой, и в образовавшийся проём лезли орды бывших работников госпиталя, одержимые жаждой крови. Я надеялся, что это всего лишь очередные призраки, созданные больным разумом Алессы... может, ТАКИМИ она видела медработников, делающих ей уколы, когда лежала при смерти и принимала всех за монстров... неужели это настоящие люди? Нет, не может того быть. Но Сибил... у неё ведь тоже был горб, как у всех этих! Стало быть...

Топот ног у меня за спиной множился. Доктора и медсёстры уже теснили друг друга в тесном коридоре в стремлении добраться до меня и разорвать в клочья. Но количество не переходило в качество – я постепенно увеличивал разрыв. ОНИ это тоже видели, и нестройный гул вздохов и стенаний становился гуще. Я увидел впереди дверь выхода из госпиталя. Конечно же, не настоящая дверь, а лишь образ, отражение в том мире, где я находился. Хотя бы потому, что я не увидел следа пули, пущенной из пистолета Кофманна, на белой штукатурке над дверью. Стена была целехонькой.

Ручка двери изменилась. Она превратилась в круглую медную втулку с выгравированной на ней печатью Самаэля. Мне такая реставрация была не слишком по душе, но что поделаешь. Я с силой крутанул втулку, отворяя дверь. Хор плачущих голосов за спиной стих. Я знал, что если обернусь, то увижу опустевший коридор. Но мне не хотелось задерживаться в этом жутком подобии госпиталя. Я хотел идти дальше. Чем быстрее я доберусь до донышка этого мира, тем лучше. Тем лучше для Шерил.