Дин Кунц - Блудный сын

— Гелиос одержим этой идеей и претворяет ее в жизнь уже двести лет, причем огромное семейное состояние позволяет ему не тревожиться о расходах.

Но тут ей в голову пришла какая-то новая мысль, и ее нога перестала давить на педаль газа.

— Что такое? — прервал Майкл затянувшуюся паузу.

— Мы — покойники.

— Я себя таковым не чувствую.

— Если Гелиос именно такой, как говорит Дукалион, если он всего этого достиг, если наводнил город своими существами, шансов у нас против него немного. Он — гений, миллиардер, обладающий огромной властью, а мы — дворовая шпана.

Она испугалась. Он слышал страх в ее голосе. Никогда не видел ее испуганной. Во всяком случае, до такой степени. В ситуации, когда никто не наставляет на нее оружие.

— Я не могу принять эту историю за правду, — ответил он, хотя наполовину уже принял. — Не понимаю, почему ты приняла.

— Если я ее приняла, сладенький, — в голосе Карсон слышались резкие нотки, — неужто тебе этого не достаточно?

Он медлил с ответом, а она нажала на педаль тормоза и свернула к тротуару. Кипя от злости, выключила фары и подфарники, вышла из машины.

В кино те, кто видит тело с двумя сердцами и органами неизвестного предназначения, сразу понимают, что тело это принадлежит инопланетянину, кому-то еще, но точно не созданному Богом человеку.

И хотя с Дукалионом Майкл еще не встретился, он не мог понять, почему не хочет согласиться с обычным киношным выводом, который напрашивался по сообщению Джека Роджерса о его находках при вскрытии Бобби Оллвайна. А кроме того, кто-то выкрал как само тело Оллвайна, так и все материалы, связанные со вскрытием, что напрямую указывало на наличие некой широкой конспиративной сети.

Он вышел из кабины.

Они приехали в жилой район. Над тротуаром простерли свои кроны высокие дубы. Ночь выдалась жаркая. Лунный свет каплями расплавленного воска просачивался сквозь ветви деревьев.

Майкл и Карсон смотрели друг на друга поверх крыши седана. Она плотно сжала губы. Обычно они так и напрашивались на поцелуй. Но не теперь.

— Майкл, я рассказала тебе о том, что видела.

— Прежде я прыгал с тобой с обрывов… но этот уж больно высокий.

Поначалу она не ответила. Лицо ее было задумчивым. Наконец разлепила губы.

— Иногда утром так трудно вставать, зная, что Арни… останется Арни.

Майкл двинулся к капоту.

— Мы все хотим чего-то такого, что может остаться недоступным.

Карсон застыла у водительской дверцы.

— Я хочу смысла. Цели. Более высоких ставок. Хочу, чтобы жизнь значила для меня больше, чем теперь.

Он остановился перед седаном.

Карсон сквозь листву смотрела на луну.

— Все это правда, Майкл. Я знаю. Наша жизнь уже никогда не будет прежней.

И он понял, что ей очень хочется изменений, что она предпочитает другой мир, даже более страшный, сохранению нынешнего порядка вещей.

— Ладно, ладно, — кивнул он. — Так где Дукалион? Если все правда, скорее это его война, чем наша.

Она перевела взгляд с луны на Майкла. Направилась к нему.

— Дукалион не способен поднять руку на своего создателя. Действует такой же запрет, как на самоубийство. Он попытался двести лет назад, и Виктор едва не убил его. Половина лица Дукалиона… так изуродована.

Теперь они стояли нос к носу.

Ему хотелось прикоснуться к ней. Положить руку на плечо. Но он сдержался, потому что не знал, к чему приведет это прикосновение, еще не был готов к большим изменениям.

— Созданные человеком люди, значит? — спросил вместо этого он.

— Да.

— Ты уверена?

— Честно? Не знаю. Может, я только хочу в это поверить.

Жара, влажность, лунный свет, аромат жасмина: Новый Орлеан иной раз казался бредовой грезой, но никогда больше, чем теперь.

— Франкенштейн жив. Это же голубая мечта «Нэшнл инкуайрер». [42] «Нэшнл инкуайрер» — еженедельный журнал. Специализируется на публикации сенсационных новостей для неискушенного обывателя. Основан в 1926 г. Тираж — более 3 млн. экземпляров.

Ее глаза посуровели.

— Я люблю «Нэшнл инкуайрер», — торопливо добавил Майкл. — Кто в здравом уме поверит теперь «Нью-Йорк таймс»? Только не я.

— Харкер здесь, — напомнила она.

Он кивнул.

— Так давай его возьмем.

В таком огромном особняке отрубленной кисти приходилось долго ползти, чтобы добраться до нужного ей места.

Ранее, в спальне, кисть, судя по звукам, двигалась быстро, словно испуганная крыса. Теперь — нет.

Но язык не поворачивался сказать, что отрубленная кисть устала, притомилась от долгого ползания.

Не отвечала здравому смыслу и другая концепция: заблудившейся отрубленной кисти. Тем не менее время от времени кисть останавливалась, словно не зная, куда ползти дальше, а однажды вернулась, чтобы избрать другое направление движения.

Эрика по-прежнему считала, что видит событие сверхъестественное. Не сомневалась, что никакая наука не сможет объяснить это ползущее пятипалое чудо.

Хотя Виктор когда-то проводил эксперименты в этой области, собирал людей, как картинки-головоломки, из фрагментов, добытых на кладбищах, он давно уже не пользовался столь грубыми методами.

К тому же кисть не заканчивалась окровавленным обрубком. Нет, Эрика видела, что свободный торец гладкий, покрыт кожей, словно кисть эта никогда и не соединялась с рукой.

Вот эта деталь, как ничто другое, убеждала Эрику в сверхъестественности происхождения кисти.

В конце концов, сопровождаемая Эрикой, кисть добралась до кухни. Там и остановилась, перед дверью в кладовую.

Эрика ждала, что кисть двинется дальше. Потом решила, что требуется ее содействие. Открыла дверь в кладовую, зажгла там свет.

Когда кисть решительно поползла к дальней стене кладовой, Эрика поняла, что ее ведут в домашнюю лабораторию Виктора. Она знала о существовании этой лаборатории, но сама не бывала там ни разу.

Эта секретная лаборатория располагалась за дальней стеной кладовой. Скорее всего, потайная кнопка приводила в действие механизм, который сдвигал полки с продуктами, как дверь.

Прежде чем она начала поиск потайной кнопки, полки действительно сдвинулись. В движение их привела не кисть на полу. Они получили команду от какого-то другого существа.

Эрика последовала за кистью в секретную лабораторию и в центре ее увидела рабочий стол, на котором стоял резервуар, наполненный раствором молочного цвета. В резервуаре находилась отрубленная мужская голова.

Не настоящая голова, а ее грубая модель, с едва намеченными чертами лица.

Налитые кровью синие глаза раскрылись на псевдочеловеческом лице.

Существо заговорило с Эрикой тем же низким, хриплым голосом, каким через динамики «Долби» побуждало ее убить Виктора: «Посмотри, какой я… и скажи, если сможешь, что он — не зло».