Челси Ярбро - Дорога затмения

Нашим пограничным пунктам в соответствии с приказами военного министерства велено задерживать всех подозрительных лиц, что они и делают, направляя арестованных в наш магистрат для допроса. Поскольку окружной судья Жен Жо-Вей все еще прикован к постели, ибо заболевание горла продолжает мучить его, он возложил свои обязанности на нас — рядовых чиновников магистрата.

Неделю назад к нам доставши человека, назвавшегося проводником путников в Тю-Бо-Тье. Он заявил, что возвращается из страны вечных снегов, хотя всем известно, что сейчас — в середине зимы — это практически невозможно. Пути через перевалы уже два с лишним месяца перекрыты заносами и вряд ли откроются до весны. Однако арестованный утверждал, что его приютили знакомые, проживающие невдалеке от границы, что также представилось нам довольно сомнительным.

Имя подозреваемого — Тцоа Лим, и, похоже, он входит в разбойную шайку, заманивающую странников в горы. Эти выродки в последнее время сделались очень активными, они обирают доверившихся им людей и предают их смерти, оставляя без помощи на снегу или сталкивая с горных отвесных склонов на камни.

Тцоа Лим, отрицая свою причастность к столь черным деяниям, заявил, что он этой осенью действительно повел в Тю-Бо-Тье двоих инородцев, но вскоре его отделила от них сошедшая с круч лавина, и потому ему нечего сообщить о их дальнейшей судьбе.

Мы, посоветовавшись, решили, что это не вся правда, и подвергли задержанного порке бамбуковыми метелками, которая длилась до тех пор, пока его зад не вспух, как арбуз, и не приобрел багровый оттенок. Арестованный, стеная и корчась, сознался, что имел сговор с разбойниками, но инородцев ограбить ему не удалось, ибо те почувствовали неладное и ему пришлось их бросить в горах. Он также сказал, что инородцы вели себя так, словно скрывались от правосудия, а потому его поступок не преступление, а доброе для страны дело.

Удобная версия: объявлять тех, кого ты кинул на гибель, врагами страны. Мы не поверили Тцоа Лиму. Он юлит и путается в своих показаниях. С одной стороны, утверждает, что с инородцами шел караван из девяти пони (значит, они были богаты), а с другой — клянется, что в их сундуках находилась какая-то грязь. Ему, очевидно, хочется скрыть истинную ценность поживы.

Мы склонны выяснить всю правду об этом лживом и увертливом человеке, содрав кожу с его ног и рук. При магистрате содержатся козы, приученные лизать раны. Такой пытки не вынесет и более крепкий, чем Тцоа Лим, человек.

Дополнение.

Подозреваемый Тцоа Лим не выдержал пытки и перед смертью сознался, что занимался разбойным промыслом вместе со своими зятьями. Он пользовался репутацией честного человека, ибо не торопился напасть на своих спутников, а заводил их подальше от оживленных путей. На людных же тропах вероломный Тцоа старался заговаривать с встречными и втягивал в разговор тех, с кем шел, чтобы как можно большее количество путешествующих могло увериться в его добрых отношениях с ведомыми им людьми. Преступник также признался, что никогда не сбывал награбленное в городах, где его нанимали. Засады обычно устраивались в четырех для того пригодных местах; одно снесено оползнем, остальные на карте, которой пользовался проводник, обозначены секретными метками, так что для поимки разбойников вполне можно выслать туда солдат. Например, из крепости Чио-Чо, если власти соизволят отдать соответствующий приказ военачальнику Мону Чи-Шингу.

Что же касается инородцев, то Тцоа Лим так и не изменил, к нашему удивлению, своих показаний. Он до последнего вздоха утверждал, что они опасные люди. Если так, об их гибели незачем сожалеть.

К докладу прилагаются показания Тцоа Лима и карта с обозначением мест, где орудует банда. Тело умершего зароют, как только оттает земля.

Зима заваливала монастырь Бья-граб Ме-лонг снегами, ветры превращали заносы то в гигантские корабли, то в непонятного вида животных, то в диковинные строения. Каждая буря вносила в это неустанное творчество что-то свое.

Часть верхнего этажа старинного здания была выделена чужеземцу для лаборатории, здесь он и проводил большую часть каждого дня. Ламы не досаждали ему — так повелел Сгий Жел-ри. По мере того как снежный покров утолщался, а дни укорачивались, Сен-Жермен свыкался с жизнью затворника и уже порой не очень-то понимал, тяготит она его или нет.

Иногда к нему заглядывал малолетний учитель, он наблюдал за работой, не выражая желания помочь, но задавая массу вопросов. Через какое-то время Сен-Жермен стал получать удовольствие от этих визитов.

Как-то в конце зимы после полудня, смешивая яйца с песком, он вновь услышал на лестнице звук быстрых шагов и обернулся к дверям.

— Доброго дня вам, учитель.

— И тебе, Сен-Жермен, — откликнулся мальчик.

Европейское имя странно звучало в его устах, но он не желал выговаривать его по-иному.

— Надеюсь, вы позволите мне продолжить работу? — Сен-Жермен взялся за миску, размешивая раствор.

— Ну разумеется. Чем ты сейчас занят? — Мальчик подошел ближе и заглянул в керамическую посудину.

— Надеюсь, эта смесь поможет мне изготовить большой атанор. Маленький, сложенный раньше, непригоден для многих процессов. Трудность заключается в том, что при теперешнем холоде почти невозможно получить раствор, одновременно и текучий, и вязкий. Чуть передержишь, и он будет крошиться. — Сен-Жермен вынул из миски лопатку. — Римляне использовали для таких целей яйца. То же решил проделать и я.

— Римляне? — переспросил Сгий Жел-ри.

— Я уже говорил вам о них. Они жили на западе, далеко, в огромной империи, которая была им подвластна. Эти люди понимали в строительстве и любили грубые зрелища. — Сен-Жермен запахнул свой рабочий халат и поддернул меховую накидку. Прекрасные соболя оказались в опасной близости к миске, но их владельца это ничуть не смутило.

— Ах да, помню. Римляне. Им нравилось, когда дикие звери раздирали людей на куски. — Мальчик подтянул к себе стул и сел. — Ты все еще тоскуешь по ним?

— По римлянам? — Сен-Жермен продолжал изучать смесь. — Нет, не очень.

— Но грустишь о Европе?

— Как и о многом другом.

Он чуть заметно вздохнул. Сверхпроницательность посетителя не то что бы раздражала его, но иногда несколько утомляла.

— Я не хотел огорчать тебя, Сен-Жермен, — сочувственно сказал мальчик. — Но сознаю, что ты… недоволен. — Он оглядел комнату. — Здесь появилось кое-что новое. Что это?

Обрадованный переменой темы, Сен-Жермен подошел к пергаменту, висевшему на стене.