Стивен Кинг - Исход (Том 2)

Надин расстегнула его джинсы, и они услужливо распахнули молнию ширинки. Она легонько провела указательным пальцем по его животу, чуть пониже пупка. От ее прикосновений мышцы Гарольда сжались и задрожали.

— Надин…

— Ш-ш-ш! — Лицо ее скрывал водопад волос, невозможно было увидеть его выражение.

Ширинка его джинсов была расстегнута, и Забавная Штуковина, ставшая еще забавнее под белым хлопком, спеленавшим ее (слава Богу, что он переменил белье после купанья), высовывалась наружу, как чертик из табакерки. Забавная Штуковина не догадывалась о своем довольно-таки комичном виде, так как ее дело было чертовски важным. Занятия девственников всегда чертовски важны — не удовольствие, но опыт.

— Моя блузка…

— Можно мне?…

— Да, именно этого я и жду. А затем позабочусь о тебе.

«Позабочусь о тебе». Слова откликнулись эхом в его голове, как камни, сброшенные в глубокий колодец, а потом он жадно присосался к ее груди, ощущая соленый вкус ее пота.

Надин задержала дыхание.

— Гарольд, как хорошо.

«Позабочусь о тебе» — слова бились и звенели в его голове.

Ее руки скользнули под резинку его трусов, и джинсы соскользнули к щиколоткам, бессмысленно звякнув связкой ключей.

— Приподнимись, — прошептала она, и он подчинился.

Прошло меньше минуты. Гарольд громко вскрикнул, выражая мощь своего оргазма, не в состоянии сдержаться. Он испытал ощущение, будто кто-то поднес горящую спичку к переплетению нервных окончаний, скрываемых кожей, нервов, уходящих глубоко внутрь от раскаленной сети у него в паху. Теперь он понимал, почему, по мнению многих писателей, существует взаимосвязь между оргазмом и смертью.

Затем он откинулся в сумрак комнаты, грудь его вздымалась, рот был широко открыт. Он боялся смотреть вниз. Он чувствовал, что все залито спермой. Гарольд смущенно взглянул на женщину, пристыженный скоростью свершенного. Но она только улыбалась ему своими спокойными темными глазами, которые, казалось, знают обо всем на свете, глазами юной девушки с картин викторианской эпохи. Девушки, которая, возможно, слишком много знает о своем отце.

— Извини, — пробормотал он.

— Почему? За что? — Она не сводила с него глаз.

— Ты не слишком много получила.

— Au contraire [14] Напротив (франц.). , я получила огромное наслаждение. — Но Гарольд так не считал. Однако прежде чем он успел обдумать это, Надин заговорила снова: — Ты молод. Мы можем заниматься этим столько раз, сколько ты захочешь.

Гарольд, не в силах произнести ни слова, смотрел на нее.

— Но ты должен знать одну вещь. — Надин легонько притронулась к нему. — То, что ты говорил мне о девственности. Я ведь тоже…

— Ты… — Его удивление, должно быть, выглядело комичным, потому что она отдернула руку и засмеялась.

— Что, разве в твоей философии нет места девственности, друг Горацио?

— Нет… да… да…

— Я девственница, И такой я и останусь. Потому что это для другого… кто-то другой сделает меня женщиной.

— Кто?

— Ты сам знаешь кто.

Гарольд не отводил от нее глаз, внутри у него все похолодело. Надин спокойно выдержала его взгляд.

— Он?

Она отвела взгляд и утвердительно кивнула.

— Но я кое-что могу показать тебе, — все так же не глядя на него, произнесла Надин. — И кое-чем мы можем заняться вместе. То, о чем ты никогда и не… нет, беру свои слова обратно. Возможно, ты и мешал о них, но тебе никогда и не мечталось, что ты будешь заниматься ими. Мы можем играть. Мы можем упиваться ими. Мы можем… — Замолчав, она взглянула на него так нежно и чувственно, что Гарольд снова почувствовал нарастающее возбуждение. — Мы можем заняться всем — всем, чем угодно, — кроме этой небольшой вещички. А ведь это последнее не так уж и важно, ты согласен?

Образы и видения кружили у него в голове. Шелковые шарфы… сапоги… кожа… резина. О Господи. Фантазии Школьника. Причудливый мир сексуального одиночки. Но все это так похоже на сон. Фантазия, порожденная детской фантазией из ночного кошмара. Он хотел всего этого, хотел ее, он хотел большего. Вопрос был в том, насколько велика будет расплата.

— Ты можешь говорить со мной откровенно, — сказала Надин. — Я стану твоей матерью, твоей сестрой или твоей наложницей, твоей рабыней. Все, что от тебя требуется, — это сказать мне, Гарольд.

Какой отклик нашло это в его уме! Как это опьяняло его!

Он открыл рот, и его голос был столь же невыразителен, как звон треснутого колокольчика:

— Но за определенную цену. Правильно? За определенную плату. Потому что ничто не дается бесплатно. Даже теперь, когда все лежит вокруг и ждет, чтобы его взяли.

— Я хочу того же, что и ты, — сказала Надин. — Я знаю, что в твоем сердце.

— Никто не знает этого.

— То, что в твоем сердце, есть и в твоем дневнике. И я могу прочитать его — я знаю, где он лежит, — но мне это не нужно.

Гарольд виновато уставился на нее.

— Ты хранил дневник в тайнике, вот здесь, — произнесла Надин и указала в сторону камина, — но ты перепрятал его. Теперь он на чердаке.

— Откуда тебе это известно? Как ты узнала?

— Я знаю, потому что он сказал мне. Он… можно сказать, он написал мне письмо. Но, что более важно, он рассказал мне о тебе, Гарольд. О том, как ковбой увел у тебя женщину, а затем не включил в Комитет Свободной Зоны. Он хочет, чтобы мы были вместе, Гарольд. К тому же он очень великодушен. Отныне и до нашего ухода отсюда у нас с тобой каникулы. — Улыбнувшись, она прикоснулась к нему. — Отныне и до той поры у нас время отдыха и развлечений. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Я…

— Нет, — прервала его Надин, — ты не понимаешь. Пока. Но ты поймешь, Гарольд. Поймешь.

В его голове возникла безумная мысль — попросить, чтобы она называла его Хок.

— А потом, Надин? А чего он захочет потом?

— То, чего хочешь ты. И чего хочу я. То, что ты почти сделал с Редменом в ту первую ночь своих поисков старухи… но только в более грандиозных масштабах. А когда дело будет сделано, мы уйдем к нему, Гарольд. Мы сможем быть с ним. Мы сможем остаться с ним. — Ее глаза были полуприкрыты, что выглядело очень соблазнительно. Парадоксально, но тот факт, что она любит другого, но предоставляет себя ему — и действительно наслаждается этим, — возбудил в нем дикое, неотступное желание.

— А что, если я скажу «нет»? — Губы у него задеревенели.

Она пожала плечами, грудь ее красиво качнулась.

— Жизнь будет продолжаться, ведь так, Гарольд? Я попытаюсь найти способ сделать то, что мне предназначено. И твоя жизнь будет течь дальше. Рано или поздно ты встретишь девушку, которая сделает это… Одну маленькую штучку для тебя. Но эта штучка очень быстро надоедает. Очень надоедает.