Бентли Литтл - Университет

— Так, — сказал Джим, — пусть один из вас проваливает отсюда. Второй останется, чтобы вы в коридоре не сцепились. Если до завтра у вас дурь не пройдет, сядем и разберемся, кто прав, кто виноват и что нам делать дальше.

— Я увольняюсь, — заявил Эдди. — Не желаю видеть перед собой гнусное фордовское рыло!

— Это у тебя поганая рожа! — прошипел Форд. — Не знаю, кто тебя заделал твоей мамаше — не иначе какой-нибудь Квазимодо.

— Ты свою мать с моей путаешь — ты, придурок, пальцем сделанный!

Тут Эдди сгреб бумаги со стола в портфель и решительно зашагал к двери.

— Пососи у меня! — крикнул ему вслед Форд. Джим посмотрел на Фарука. Тот пожал плечами: дескать, что на дураков обижаться.

— Ну, из-за чего сыр-бор? — спросил Джим, поворачиваясь к Форду.

Форд кинул на редактора мрачный взгляд, потом отвел глаза и процедил:

— Не твое собачье дело.

Подошел к своему столу, собрал бумаги в портфель и решительно направился к выходу — вслед за Эдди.

Джим счел за лучшее не удерживать его. Черт с ними! Пусть разбивают друг другу носы, если им так хочется.

Фарук устало улыбнулся.

— Благослови Бог сей мирный дом, — пробормотал он.

— М-да... — отозвался Джим.

Он горестно вздохнул, отправился за свой стол и, чтобы больше не думать о мерзком, включил компьютер. Половину утра он уклонялся от работы, занимался рефлексией, а дел на самом деле было по горло — до ленча требовалось отредактировать пять-шесть статей.

Джим принялся работать над первой заметкой. Она касалась плачевного финансового положения К. У. Бреа — дошло до того, что приличные фирмы отказываются вести техническое обслуживание нищающего университета, который не меняет устаревшее и изношенное оборудование, вовремя не делает ремонт зданий и так далее. Джим придумал более эффектный заголовок, разделил на две первую длинную-предлинную фразу и выбросил пару скучноватых абзацев.

— Я иду в столовую, — сказал Фарук. — Прихватить сандвичей для тебя?

Джим оторвался от экрана и отрицательно мотнул головой.

— Как хочешь. Я постараюсь побыстрее обернуться.

Джим рассеянно махнул рукой: дескать, иди, иди. Он перечитал статью и уже хотел переписать на дискету новую, готовую версию, как вдруг экран погас.

— Черт! — воскликнул Джим.

Он выключил компьютер, потом включил его.

Никакого результата.

Тогда Джим проверил провода. Нет, ничего не отошло.

Разогнувшись, он увидел, что экран снова горит, только на нем какие-то странные символы. Это явно не латинский шрифт. Однако и не китайские или японские иероглифы, не арабские значки и не санскрит. Поначалу Джиму показалось, что это произвольные мелкие рисуночки, которые появляются на дисплее из-за поломки компьютера. Но когда он пригляделся, стало ясно, что невиданные символы двигались по какой-то строгой системе — то по горизонтали, то по вертикали, то образуя круги или более сложные фигуры. Нет, компьютер выполнял какую-то вполне "осмысленную", хотя и загадочную работу. Сборная фигура все усложнялась и усложнялась, напоминая причудливый симметричный клубок зеленых канатов, которые стягивались к центру. Затем "канаты" вдруг начали распутываться. Джим зачарованно следил за происходящим.

Толстые линии из значков перестраивались и перестраивались, и постепенно на экране стало формироваться что-то узнаваемое. Брови, глаза, нос, подбородок, губы, щеки... Лицо!

Вот и волосы — всклокоченные, странные. На Джима смотрела объемная голова. Теперь вокруг нее формировался трехмерный фон, по качеству сравнимый с тем, что бывает в самых лучших компьютерных играх.

Джим хотел отвести глаза от жуткой зеленой головы, но не мог.

Лицо было отвратительно, от взгляда этой рожи стыла кровь в жилах. Похоже, более мерзкого лица Джим никогда в жизни не видел! Однако вместе с тем в этом лице было нечто знакомое... кого-то оно напоминало...

До сознания Джима внезапно дошел тот факт, что он совершенно один в редакционной комнате.

Свет в комнате внезапно погас — вполне естественно, изображение на экране почти удвоило яркость. День был ясный, безоблачный, но солнцезащитные окна приглушали дневной свет. К тому же в редакции стояло столько мебели и перегородок, что затемненных углов было более чем достаточно — потому-то здесь и горел электрический свет средь бела дня.

Теперь каждая тень за спиной вдруг стала зловещей. Особенно сейчас, когда он видел тени боковым зрением.

Джим таращился на голову. И тут из ее рта вылетели первые звуки. Это было что-то среднее между визгом суслика, которому машина отдавила лапу, и истеричным плачем ребенка. Звуки были идеально синхронизированы с движениями рта на экране. Этот рот ощерился и оказался полон крупных зубов.

Волосы зашевелились у Джима на голове.

Плач-визг зеленой головы раздавался не из динамиков компьютера, а из колонок, установленных по углам редакционной комнаты.

Джим отлично помнил, что сегодня не подключал компьютер к колонкам. Ну дела!..

Перед глазами все поплыло. Кажется, он вот-вот потеряет сознание. Сердце в груди бешено колотилось.

Тут голова вскрикнула особенно жутко и необычайно громко. Джим вскочил с кресла, не отрывая глаз от рожи на экране. Что бы тут ни происходило, в этом чертовом университете, в чем бы ни заключалась причина страшных событий — ясно одно: здесь действует воплощенное Зло.

Да, воплощенное Зло!

И это Зло настолько могуче, что способно создавать картинки на компьютере, по своей прихоти распоряжаться как электронным мозгом, так и освещением в комнате, да еще врубать неподключенные стереоколонки.

Сила, действие которой он лицезрел, была столь велика, что первым Порывом Джима было взять ноги в руки — убежать из редакции, заскочить в общежитие, по-быстрому собрать вещи в чемоданы и прыгнуть в первый же автобус, идущий в сторону родного Уильямса.

Эта сила отнюдь не тот противник, которому можно противостоять. По крайней мере он, Джим, и помыслить не смеет противостоять такой силе!

Но если не он — то кто? Если он сдрейфит и убежит — что станется с университетом, с его преподавателями и студентами? Джим хотя бы отчасти понимает, что происходит, а это уже полдела! Он осознает всю опасность ситуации и может предпринять какие-то шаги, всполошить всех, заставить действовать... Просто смыться при таких обстоятельствах не только трусость, а мерзкая безответственность!

Он подумал о Фейт. Он подумал о Хоуви.

У него есть обязанности по отношению к людям, которые ему дороги. И долг перед собственной совестью.

Но решимость бороться до конца нисколько не уменьшила сиюминутный животный ужас.

Сердце Джима выскакивало из груди, волосы на руках стояли дыбом. Он не просто перепугался, он ошалел от страха. Ничего подобного он никогда не видел, да и предположить не мог что подобное может существовать, что он может столкнуться с подобным...