Даниэль Клугер - Повелители сумерек: Антология

– Судьбы мира вы заранее предрешили, – не стал спорить Федор Кузьмич. – А что же Отечество? А как же благо России, в отцы которой вы набиваетесь?

– А что Россия? Я полагаю, в новом мире эта любовь к своим гробам неминуемо станет бесполезным пережитком, – ответил Васильев. – Нам надлежит встать над национальными границами ради общего блага.

– Позвольте, цель вы предлагаете славную, – присоединился к разговору Павел Петрович, – однако пути к ней неисповедимы. А нам необходимо понимать, где мы есть, куда ведет нас исторический путь, что будет за несколькими ближайшими поворотами. Чтобы не оказаться нам с этими идеями в глухом закоулке на сырой грунтовой дороге.

– А вы взгляните на это с другой стороны, – предложил Васильев Павлу Петровичу с опасной улыбкой. – Если мы не последуем примеру наших дальновидных коллег, сменится несколько людских поколений и отсталая Россия превратится в страну дикой охоты.

– И все же спешить не стоит, – заключил Федор Кузьмич. – Когда впереди еще столетия, можно спокойно ждать и не торопиться. Спешка и необдуманность в деле реформаторства не раз в нашей истории приводили к трагическим последствиям. Нам нужны стабильность и развитие без застоев и революций. А иначе овчинка выделки не стоит.

– Право слово, – снова начал горячиться Васильев, – складывается впечатление, что в русской крови есть нечто, отвергающее всякий настоящий прогресс. Ничего такого не чувствовали? – поинтересовался он.

– Это для англичан все игра. А Россия – сила мирового масштаба. – Федор Кузьмич заметно рассердился. – И не считаться с нами нельзя: все-таки растянулись от Одера до Берингова пролива.

– А тогда я вас спрошу: где наши мудрецы, где наши мыслители? Кто из нас когда-либо думал, кто за нас думает теперь? Это вам не в ералаш играть. Реализация озвученных мною планов – дело решенное, и цель наша договориться о совместных и согласованных действиях. А вы, по извечной российской традиции, все сводите к силе и хотите посмотреть, кто кого одолеет, – с горечью высказал Васильев. – Договариваться надо, а не силой мериться. Ошибка и беда России не в том, что она считает себя силой, а в том, что она считает себя главенствующей силой.

– Таковы, стало быть, предложения и таков в самом общем виде план действий, – резюмировал Павел Петрович. – И кто же его помимо ваших английских друзей и наставников разделяет?

– Тут значение имеет, не кто разделяет, а кто и когда будет реализовывать. Впрочем, назову Александра Ивановича. Он сейчас в Лондоне и готов бить в колокол – будет поддерживать публично, насколько это в его силах. И граф вам небезызвестный. – Васильев двинул головой в сторону старца.

Федор Кузьмич оживился более чем за все время разговора.

– Вам следовало упомянуть об этом сразу и без промедлений. Ответьте, где вы встречались с его представителями?

– Видел графа собственной персоной, – несколько резко ответил Васильев, – заезжал в гости по его личному приглашению. Так что мы теперь с ним, можно сказать, приятельствуем. Граф просил вам засвидетельствовать его почтение. Благодарит вас за последовательную позицию по балканскому вопросу и русско-турецкую кампанию.

– Он известен как игрок опытный, стратегически мыслящий и дальновидный. – Федор Кузьмич стал размышлять вслух. – И что же он намерен предпринять?

Старец был искренне заинтересован.

– Граф наши идеи всецело разделяет, – видно было, что Васильеву доставляет удовольствие вытаскивать из рукава козырного туза, – и полностью поддерживает.

В иной момент разговора васильевское «наши» не прошло бы мимо его собеседников незамеченным, но сейчас Федор Кузьмич был увлечен вновь открывшимися обстоятельствами, а Павел Петрович то посматривал на большие настенные часы, то вытаскивал из кармана золотой брегет. Что касается Николая Петровича, то он, как и прежде, почти не принимал в беседе участия, избрав для себя роль радушного хозяина.

– Он даже планирует в ближайшее время перебраться из своей карпатской глуши в Лондон, чтобы быть в центре разворачивающихся событий.

– Что ж, я дам распоряжения русскому консулу о всемерном содействии. – Федор Кузьмич заходил по комнате. – Если он решит отправиться морским путем, мы поможем ему быстрым кораблем и надежным капитаном.

Старец остановился напротив Павла Петровича.

– Стоит ли в таком случае нам торопиться с превентивными мерами? Мы могли бы вступить с графом в переписку для выяснения всех обстоятельств и его мотивов. И уже после принимать решения о способе действий.

Павел Петрович стоял, демонстрируя превосходную военную выучку. Он начал было отвечать, когда в дверь постучали.

Следом за громкими тревожными звуками в залу ворвался запыхавшийся лакей подшалевшего вида.

– Покорнейше прошу прощения, – от волнения усовершенствованный слуга забыл свой новомодный говор, – в докторе срочная надобность!

Он посмотрел на удобно расположившегося в кресле Васильева, рядом с которым стоял старец, обменявшийся быстрыми взглядами с Павлом Петровичем.

– Жар у мальчонки… Вы его видели… Да я вам рассказывал. Мечется в горячке, кожа горит. Хрипит да молчит. Как бы не случилось чего. Ничего ведь не помогает. Хотели уже за священником посылать, да я про вас вспомнил. Доктор же у нас есть! Уж не обессудьте, не дайте пропасть мальцу!

Петр закончил скороговорку и перевел дух. Васильев кивнул ему и присоединился к стоящим.

– Господа, обстоятельства вынуждают меня временно вас покинуть. Одна из так называемых вами овец требует моего внимания, а я пастух добрый. – Он едва ли не выхватил шляпу из рук подавшего ее Николая Петровича. – Вижу, дела наши пошли на лад. Надеюсь, мы обо всем договоримся по моему возвращению.

Федор Кузьмич невразумительно кивнул, то ли отпуская Васильева, то ли соглашаясь с ним, и проводил взглядом широкую спину доктора.

– Договоримся по возвращении, – повторил старец и посмотрел на Павла Петровича. – Дело решенное.

Между тем Васильев, выслушав сбивчивые извинения Петра за то, что прислали за доктором не экипаж, а телегу, и объяснения, какой он, доктор, их великодушный добродетель, уже отправлялся в путь.

Полная луна, повисшая в звездном небе, освещала им дорогу. Прохлада ночи забралась под модный костюм Васильева, и он уже пожалел, что не захватил с собой ни чего потеплее, ни чего покрепче.

Звуков, за исключением скрипа плохо смазанного колеса, не было. Даже болтливый обычно Петр молчал и сидел недвижимо, лишь изредка подергивая вожжи. Васильев погрузился в размышления, и думал он тяжело и упорно, будто корчуя мертвые старые пни.

Прибыли вскоре. Старик жил бирюком, изба его, крытая соломой, стояла у оврага поодаль от деревни. Васильев подхватил свой медицинский саквояж, пока лакей возился с каким-то длинным кожаным ящиком, должно быть, порядочного веса. Доктор вошел в темные сени, куда пробивался робкий свет лучины, и громогласно вопросил: