Рэмси Кэмпбелл - Голодная луна

— Такие как мы, вы хотите сказать? — заворчал Грейг.

— Папа, не надо, не принимай это близко к сердцу, — почти умоляющим тоном воскликнула Гизел. — Никогда не говори так, если у тебя есть время на размышление…

В какой-то момент Грейгу захотелось взять жену за руку и сказать, чтобы она не беспокоилась за него, особенно когда он старается не волноваться за нее. Мел и Урсула начали бормотать какой-то гимн, и Эддингсы присоединились к ним. Они еще пели, когда наконец дошли до коттеджа, находящегося около дороги, ведущей в сторону пустошей.

Грейг плюхнулся в кресло в гостиной. Над креслом висела штампованная миниатюра, изображавшая Христа с вытянутыми вперед руками. Особенно мастерски были изображены пятна крови на каждой ладони Христа. Явно чувствовалось, что не хватает картин другого содержания, что раздражало и оскорбляло Грейга. Однако он все же надеялся, что эту мазню купил Бенедикт, а не Гизел.

Мел и Урсула расположилась в креслах в углу, и Мел словно прочитал мысли на лице Грейга, когда тот отвернулся от картины:

— Вас это вообще не вдохновляет? — спросил Мел.

— Бросьте меня вниз, если я не знаю, как вы к этому относитесь!

— Христос не допускает нейтралитета. Каждый, кто не с Ним, тот против Него, — Мел вытянул вперед руки, словно желал предложить Грейгу нечто большое, но невесомое. — Можете ли вы в действительности разобраться в самом себе, в своем сердце и сказать, что в том месте, где должна быть Вера, нет пустоты?

— Пустота меня вполне устраивает.

Мел повернулся к Вере:

— Гизел сказала мне, что вы больше склонны к вере. Мы, верующие, обязаны указать остальным верный путь к достижению веры…

— Я верю в пари Паскаля…

— Извините?

— Это философ, который утверждал, что поскольку существование Бога не может быть доказано, стоит заключить пари на это, поскольку, если его не существует в природе, то вы ничего не потеряете, а если он существует, то вы выиграете, другими словами, вы выигрываете в любом случае…

— Это обман, маскирующийся под истинную веру. Единственный путь поверить в Господа — это разрешить Ему управлять вашей жизнью.

— Я думаю, мы немножко староваты для всего этого, — возразил Грейг. — Мы не чувствуем необходимости в постоянных указаниях с чьей-либо стороны, что и как нам надо делать.

Бенедикт взял поднос, на котором стояли чашечки кофе:

— Некоторые, должно быть, подумают, что это именно то, что ты хочешь сделать для нас…

— Что ты хочешь этим сказать, Бенедикт, «некоторые люди»? — неожиданно Грейгу захотелось пойти на неизбежную конфронтацию в разговоре с зятем. — Если ты хочешь что-то сказать, давай валяй! Ты думаешь, что являешься жертвой чего-то?

Бенедикт аккуратно поставил поднос за кучу книг:

— Извини меня. Спасибо, — сказал он и стал разносить чашки по кругу, потом посмотрел на Грейга. — Хорошо, я думаю, что тебе надо смириться с мыслью о том, что Гизел уже взрослая. И я думаю, что тебе бы хотелось поучить меня, как мне надо управлять моим бизнесом.

— Если Вера и я одолжим тебе денег, которые ты сам попросил у меня, мы должны сделать это.

— Я полагаю, что справедливо разрешить вам давать советы, во всяком случае.

— Я сказал, если, если… Бенедикт. Если мы захотим одолжить тебе деньги.

Гизел попыталась удерживать свою чашку обеими руками, но, поморщась от жара, поставила ее на камин.

— А ты не собираешься? — спросила она, слегка повысив голос.

— Мы же не знаем, сколько мы должны будем оставить у себя на всякий случай, — сказала Вера. — Мы не знаем, где мы будем добывать средства к существованию. Но не в Мунвэле, это уж точно, если все будет продолжаться в том же духе, как и теперь.

— Что значит «в том же духе»? Что это за дух? — стал настаивать Бенедикт. — Все, чего хочет Гудвин, это создать в мире крохотный участок, клочок суши, свободный от преступлений, пороков и коррупции. Он может сделать это здесь, потому что наш город слишком удален от остальных населенных пунктов и отгорожен от внешнего влияния. Теперь-то даже вы не посмеете сказать, что этого не стоит делать…

— Даже кто? — Грейг почувствовал, что его грудную клетку стало буквально распирать от нарастающего гнева. — Даже такие порочные как мы, хотел ты сказать? Возможно, сейчас ты понял, почему нам будет неуютно в этом городе.

— О, папочка, ты же знаешь, что вы оба желанны в этом доме, — взмолилась Гизел, но Бенедикт прервал ее:

— Ты никогда не говорил, что тебе не нравились мои методы ведения дел.

— Не очень уверен, что тебе понравится то, что я скажу. Я тебе скажу об одной вещи, которая нам не нравится, а именно то, как ты используешь Гизел для того, чтобы докучать и нервировать клиентов. Мы слышали оскорбления, которыми они награждали ее, и нет ничего удивительного, что идя таким путем, заставляя ее играть на страхах людей, тебе плохо удается продавать свою чертову сигнализацию.

— Я никогда не делала таких вещей, папочка, нет. Просто это моя обязанность помогать!

— Ради бога, Гизел, с каких это пор ты стала такой самодовольной? — воскликнул Грейг и заскрежетал зубами, словно он хотел бы удержать во рту то, что у него вырвалось. — Мне жаль, я не хотел этого говорить. Это все из-за выпитого.

— Я прощаю тебя…

Грейг сильнее заскрежетал зубами:

— В чем дело? — мягко спросил Бенедикт. — Она сказала, что прощает тебя…

— Потому, что ее дружок Мэнн велит это ей, не правда ли, дорогая? Вы прощаете меня, потому что это ваш долг, Гизел, не так ли? Ни во что уже не ставится то, что я люблю тебя или твоя любовь ко мне, или что-то другое, что-то реальное. — Он переключился на Бенедикта. — Я скажу тебе, что не так, что фальшиво в твоем всепрощении: оно подавляет чувства, которые бы ты испытывал, если бы был честен сам с собой. Я думал, что религия предполагает принесение мира, и это то, что я принимаю от нее в своем возрасте, но если бы я очень долго жил среди вашего всепрощенчества, я бы сошел с ума или заработал язву. А теперь, если вы меня извините, я очень устал и сказал уже слишком много. — Тем не менее он задержался в дверях. — Если уж тебя так заботят проблемы твоего бизнеса, Бенедикт, я полагаю, что тебе необходимо доверить Богу решать их…

Он с трудом поднялся наверх в ванную комнату и плеснул воды на лицо. Потом он посмотрел на себя в зеркало, когда чистил зубы. Когда Грейг вошел в спальню с двуспальной складной кроватью, Вера ждала его там:

— Я сказала им, что мы уезжаем утром, — проговорила она почти шепотом. — Мы ведь оставляем Мунвэл, верно? Я все равно уже не смогла бы это больше выносить.

Но когда она вернулась из ванной, погасила свет и улеглась в шаткую кровать, ее голос стал более неуверенным:

— Я надеюсь, что он не помешает ей приезжать к нам в гости, хотя бы изредка, — пробормотала она. — Она пока что наша Гизел, как бы она там ни изменилась. Я все равно все еще хочу ее видеть. Черт бы побрал этот возраст, не позволяющий нам следовать по дороге, по которой мы шли раньше.