Мария Барышева - Говорящие с...

Максим Егорович, фыркнув, принял чашку, подержал ее пару секунд, после чего мозг, возмущенный столь тяжелым физическим усилием, дал команду руке, рука разжалась, и чашка кувыркнулась Максиму Егоровичу на колени, щедро оросив его кипятком.

- Ой! - пробормотал Куваев, вяло кривясь и не двигаясь с места. - Больно-то как, а! Кажется, я там все себе обжег.

- Вынь его оттуда, - тихонько сказал Сева и подмигнул Григорию, - а то этому типу скоро и дышать будет лень.

- Тебе говорили, Сева, - так же тихонько шепнул Павел Антонович, - что ты очень нехороший мальчик?

- А это не я, это кресло, - невозмутимо отозвался Сева, снова углубляясь в работу. Григорий, схватив охапку бумажных салфеток, с трудом извлек Куваева из кресла, и он, тотчас встряхнувшись и окинув комнату диким взором, начал вытирать штаны предложенными салфетками, потом уронил салфетки и просипел:

- Что это сейчас такое было?!

Григорий тоже огляделся, потом наклонился и заговорщически спросил:

- Где?

- Вот здесь, вот сейчас, со мной - что это такое было?!.. - Куваев осекся, осознав, что стоит посереди комнаты, бестолково размахивает руками и истерически верещит. Наклонившись, он подобрал салфетки, попутно снова сосчитав свой пульс. Претензий к пульсу практически не было. Ожженные места болели невыносимо. Обитатели комнаты смотрели на него с вежливым вниманием.

- Наверное, вы сильно устали? - простодушно предположил Григорий, потирая свой длинный нос. - Работа-то у вас нервная, тяжелая. Говорить-то сложно. Я бы не смог столько разговаривать.

- Ты и так разговариваешь более чем достаточно, - заметил Сева. - Ты б лучше больше внимания уделял своим протеже. А то они болтаются сами по себе, а потом у них в морозилках продукты жарятся!

- Да это когда было! - возмутился Григорий, и Павел Антонович радостно захихикал. - Да и один раз всего!

- Простите, - встрял Михаил Егорович, совершенно сбитый с толку. - Вы что же, занимаетесь ремонтом кухонной техники? А здесь тогда вы кем работаете?

- Да так... слежу, - туманно ответил длинноносый человек, сел на свое место и начал созерцать шахматную доску, после чего схватил черного коня и совершил им настолько недопустимый ход, что Куваев не выдержал:

- Как-то странно вы в шахматы играете!

- Мы не играем в шахматы, - любезно сообщил толстяк, - мы играем с шахматами.

- Не понял, как это?

- Долго объяснять, да мне и неохота.

Михаил Егорович озадаченно моргнул, после чего, сделав вывод, что Ейщаров из жалости взял на работу не только инвалида, но и двоих сумасшедших, снова подступил к Севе, и тот, уловив это подступление, небрежно махнул рукой:

- Да вы присаживайтесь, присаживайтесь.

- Я постою, пожалуй, - сказал Михаил Егорович.

- Значит, вы - Юлия Борисовна Фиалко? - переспросил Байер, глядя то на бумаги, которые держал в руке, то на раскрытый паспорт, который держал в другой руке, то на сидящую перед ним девчонку лет двадцати. Та надменно кивнула.

- Да, я - Юлия Фиалко, и, насколько мне известно, других Юль Фиалко здесь нет. Чем обязана?

Игорь раздраженно поджал губы. Юлия Фиалко, согласно всем данным якобы похищенная и насильно переправленная из Аркудинска в Шаю людьми Ейщарова, родилась в тысяча девятьсот сорок девятом году и никак не могла быть этой Юлией. Между ней и пожилой женщиной на фотографии было некое отдаленное сходство, она могла бы быть ее внучкой. Но никак ни ей самой.

- Слушай, красавец, у меня квартальный отчет на носу, - Фиалко явно не отличалась ни терпением, ни хорошим воспитанием. - Ты не мог бы побыстрее. Что надо?

- Да нет, ничего... Вероятно, какая-то ошибка, - Байер поднялся. - Вам же не пятьдесят восемь лет?

- Да уж, конечно, - Юлия как-то злобно хохотнула. - Может, ошибка, может, пошутил кто... - она скосила глаза на серебристый браслет часов, охватывавший запястье Игоря. - Эх, я бы с тобой пошутила!..

- До свидания, - поспешно сказал Игорь и покинул комнату. Из-за двери до него долетел еще один смешок - на сей раз приятный и мелодичный, и Байер сердито сделал несколько шагов вперед, убирая бумаги в папку. Документы Юлии Фиалко в полной мере удостоверяли подлинность Юлии Фиалко, значит, где-то должна быть другая Юлия Фиалко. Конечно, легко быть и не должно было. Не стал бы Ейщаров выставлять напоказ похищенную им женщину - сидит где-нибудь в подвале. Может, она и не в городе вовсе. А вероятней всего - ее уже вообще нет. Непонятно другое - зачем состоятельному бизнесмену понадобилась пожилая женщина, бывшая актриса провинциального театра? Правда, на самом деле, никто не видел, чтобы ейщаровские люди забирали ее - тетенька пропала сама по себе, но ейщаровские люди забрали все ее вещи, а это неспроста. Байер пробежал глазами по списку. Вот, есть, например, две особы, увезенные непосредственно самим бизнесменом. Насильно или с их согласия, Антонина Симакова и ее племянница Ольга Лиманская были извлечены из одной из костромских больниц, причем, что оскорбительно, совершенно законно, и увезены в неизвестном направлении. А теперь работают где-то здесь, в ейщаровской конторе. Пожилая уборщица с педагогическим образованием и официантка со средним общим образованием. Эти ему зачем? Предпочитает обслугу не из местных?

Что-то мягко мазнуло его по носу, и Игорь, вздрогнув, дернулся назад, но тут же фыркнул - задумавшись, он забрел в заросли папоротников, в изобилии произраставших вдоль обеих стен широкого коридора в узорчатых кадках. Потерев нос, он отмахнулся от раскачивающегося листа папоротника, потом рассеянно огляделся. Папоротники преобладали в коридорном цветнике, но тут и там виднелись и узорчатые листья-сердечки сигнониума, и красные, с пятнышками колокольчики калерий, и лиловые шарики мимоз, и бог знает что еще, а по периметру рам вились зеленые лианы пассифлор, усеянные цветами-звездочками, и гулявший среди них легкий ветерок доносил до Байера их слабый загадочный аромат. Игорь всегда был совершенно равнодушен к растениям, дома у него была лишь единственная полуживая фиалка, да и та осталась от бывшей жены и до сих пор не засохла, вероятно, исключительно благодаря неким космическим силам. Но оформление коридора ему неожиданно понравилось, хотя с другой стороны, вызвало недоумение - здесь серьезная контора или дендрарий? Кое-где среди зелени стояли плетеные диванчики, выглядевшие невероятно уютными, и на одном из диванчиков даже лежал какой-то человек, перебросив обутые ноги через подлокотник и глядя в потолок широко открытыми глазами. Игорь подошел поближе и замер - взгляд лежавшего был стеклянным, неживым, а нижняя губа обвисла, обнажив желтоватые зубы. Руки были аккуратно сложены поверх живота. Человек выглядел очень нехорошо. Грубо говоря, он выглядел немного мертвым, и Игорь, панически оглядевшись, шагнул вперед и потянулся к бледной шее лежащего, чтобы проверить пульс, но тут человек, по-прежнему стеклянно глядя в потолок, мрачно сказал: