Мария Барышева - Говорящие с...

Они были в комнате не одни, и это была еще одна из причин, по которой Максим Егорович тянул с беседой. Неподалеку за столом двое мужчин - один худой, длинноносый с унылым лицом, другой - толстячок с празднично блестящей лысиной играли в шахматы, попутно увлеченно обсуждая достоинства и недостатки каких-то стиральных машинок и микроволновок, причем обсуждая так, что понять их было практически невозможно. Впрочем, эти обсуждения Максима Егоровича и не интересовали. Он подумал о своих коллегах, об охране, которую отослал на улицу, чем охрана, судя по всему, была не так уж недовольна, о Ейщарове, воплощении дружелюбия и некой оскорбительной небрежности, как будто к нему на встречу заявились детсадники, черт подери! Максим Егорович так и не понял, что произошло в кабинете, но он кожей чуял, что хозяин кабинета в глубине душе потешался над ними. Как, впрочем, и все его ценнейшие сотрудники. Ничего, ничего, скоро Олегу Георгиевичу будет не до смеха. Куваев нашарил в кармане смятый листок бумаги и поморщился, потом в который раз огляделся по сторонам. Комната была самой обычной, просторной и мало походящей на офис. Больше всего комната походила на мебельный склад - мебели здесь было много, и подобрана она была как-то бестолково - разнокалиберные кресла и стулья, массивные шкафы и воздушные этажерки. Часть мебели казалась новой, часть же была весьма потрепанной, стояла она кое-как, и сколько Куваев не искал, так и не нашел хотя бы двух одинаковых предметов из одного гарнитура. Сам же он сидел в роскошном бархатном кресле, чувствуя себя в нем довольно неловко. Ему указали на это кресло сразу же, как он вошел, коротко сообщив: "Для посетителей". Куваев удивился - в комнате было полно незанятых кресел и стульев, но послушно сел. По комнате привольно летал летний ветер, пропитанный влагой и запахом мокрых листьев - ночью была сильная гроза, глупенькие затканные прыгающими котятами занавески вздувались перед приоткрытым окном, и раскачивавшиеся тонкие ветви рябины изредка скреблись в стекло, точно спрашивая разрешения войти. Максим Егорович, поискал глазами пепельницу, но не нашел, и в этот момент один из игравших громко сказал:

- Ать, ать!.. Ну и что ты?! Ну и куда ты?! Ну, ну?!.. Сдавайся! Кофейку, что ли, попить?

Толстяк согласно закивал, и Сева, не повернув головы, пробормотал:

- И я бы тоже.

Никто из них не сдвинулся с места, и Максим Егорович, повернув голову, посмотрел на электрочайник, стоявший на столике у стены вместе с кофейными принадлежностями. Шнур чайника был свернут аккуратным кольцом, и стерженьки штепселя мягко поблескивали.

"Уж не думают ли они, что я его буду включать?!" - сердито подумал Куваев и вслух произнес:

- Послушай-ка, дружок...

- Не дай бог! - тут же отреагировал Сева, и Максиму Егоровичу немедленно захотелось влепить ему подзатыльник. - Вы здесь по делу - спрашивайте. Не приемлю сюсюканья!

Сбоку что-то слабо скрежетнуло, но звук был неопасным, и Куваев, не обернувшись, терпеливо сказал:

- Бога ради, я же не допрашивать тебя пришел! Просто хотел узнать, чем ты здесь занимаешься?

- Воспитываю.

- Очень интересно. А кого ты воспитываешь?

Сева с какой-то странной усмешкой огляделся, потом поддернул вверх правое плечо.

- Да так... Того, кому может это потребоваться. Хотя чаще всего просто беседую. Нет ничего лучше хорошей беседы.

- Это ты верно подметил... - заспешил было Максим Егорович, но Сева уже отвернулся, разглядывая какие-то графики на экране монитора. Куваев поймал обращенные в его сторону взгляды шахматистов, которые были откровенно насмешливыми, и, нахмурившись, попытался было вновь начать диалог, давно выстроенный в уме, но тут обнаружил что диалога, как такового и нет. Он, специалист по задушевным разговорам, не просто не мог начать разговор - он даже не мог понять, как начать думать, чтобы додуматься до отправной точки этого разговора. Ни схемы, ни манеры обращения, ни построения фраз - ничего. Какие-то обрывки, ошметки - все расползалось, и собирать это не очень-то и хотелось. Максим Егорович, стиснув зубы, попробовал сосредоточиться - и не смог. Сосредоточивание казалось чем-то мучительным и совершенно ненужным, малейшее умственное усилие вызывало отвращение. Хотелось просто сидеть, смотреть в окошко и ни о чем не думать. Это было невероятно приятно - ни о чем не думать, ничего не просчитывать. Собственно, даже смотреть куда-то и воспринимать зрительные образы было необязательно Это тоже труд. Глаза можно было и закрыть. И сидеть так, закрытыми глазами, умостив руки на подлокотниках кресла долго-долго, может быть, века...

Осознав это, Куваев перепугался не на шутку, тайком охлопал себя и сосчитал пульс. Он был совершенно здоров, находился в прекрасной физической форме. Ничего не болело, не чувствовалось признаков отравления, голова была абсолютно ясной. Он просто...

Ему просто было лень.

Что-то щелкнуло, и длинноносый человек, поднимаясь, обрадовано поведал:

- А вот и чайничек поспел! Вы, уважаемый, как - кофейку не желаете? Правда, мы пьем только растворимый.

Михаил Егорович обернулся - из носика электрочайника густо валил пар, и в самом чайнике что-то побулькивало и порыкивало. Невключенная электровилка по-прежнему покоилась на столе. Куваев готов был поклясться, что никто не входил в комнату и не подходил к чайнику, чтоб его включить и, уж тем более, потом отключить, но... как? специфические местные шуточки? Или Байер был не так уж неправ? Вероятно, они все траванулись на вчерашнем приеме у мэра. Вполне возможно, им подмешали какой-нибудь галлюциноген, вот и чудится теперь... или провалы в памяти. Конечно кто-то подходил к чайнику. Чайники не включаются сами по себе. Михаил Егорович попытался было развить размышления, но тут его мозг взбунтовался. Мозг сейчас походил на лентяя, с удобством развалившегося на невероятно комфортной кровати. Ему не хотелось размышлять. Он считал это ненужным и утомительным занятием.

- Только если хотите выпить кофе, вам придется встать, - заметил Сева, и Куваев, неохотно шевеля губами, спросил с тенью насмешки:

- У вас пьют кофе только стоя?

- Мы нет, - сказал длинноносый, - вы - да. Кстати, я - Григорий Петрович.

- Павел Антонович, - толстяк помахал рукой, на которой сиял перстенек с зеленым камешком.

- Всеволод Неизвестнович, - ехидно отрекомендовался Сева, и Куваев вяло кивнул.

- Максим Егорович. Так почему я должен пить кофе стоя?

- Ну, не обязательно совсем уж стоя, - смягчился Сева. - Просто для кофе вам лучше пересесть. Во-он хотя бы на тот стульчик.

- Но я не хочу, - возразил Куваев. - Мне здесь очень удобно.

- Ладно, - Григорий поднес ему чашку. Кофе чуть перелился и капал с донышка. - Но учтите, вас предупредили.