Сергей Саканский - Пугало. Ужас из далекого детства

Он просыпается. В комнате светло от полной луны. Он вспоминает свой сон. Саше страшно, но он идет к окну по лунной дорожке на полу, он хочет убедиться в том, что пугала в огороде нет. Саша осторожно выглядывает в окно… Но пугало есть! Оно смотрит на него желтыми глазами. И улыбается…

Он просыпается, наконец, на самом деле. Утро, солнце, впереди огромный день. Он будет купаться в реке, есть малину… Он потягивается, сам себе улыбаюсь. Его взгляд блуждает по стенам, по узорам ковра, ненароком проваливается в окно…

И там, в ярком дневном свете – стоит пугало!

Ужас, ужас!..

Они с мамой приехали только вчера вечером, уже темнело. Саша не знал, что в огороде поставили это пугало. Наверное, он краем глаза увидел его, вот почему и приснилось…

Саша падает на пол, бьется в истерике, истошно кричит:

– Чучело! Злое чучело! Уберите чучело!

Из кухни к нему бегут перепуганные мама и бабушка. Их лица белые, страшные… Искажены страхом за него…

Вчера на чердаке, когда Саша увидел, чего так испугались ребята: старого чугунка и палки, пальто и шляпы… Он не сразу понял, что это и есть пугало. И он решил снова поставить пугало в огороде. Потому что хотелось понять – чего он, собственно, боялся тогда?

Новая затея вызвала вспышку энтузиазма. О сундуке было сразу забыто, только Игорек, новенький в их коллективе, увлекся старинной книгой. Он сидел в сторонке и бережно, двумя пальцами перелистывал желтые страницы.

Саша и Юра сбили крест и вонзили его в мягкую огородную землю. Аня встала на табуретку и надела на верхушку креста чугунок, шутливо похлопав его по «щеке», как это делал Гитлер в одном фильме про разведчиков, и над чем смеялись все школьники от Калининграда до Владивостока:

– Генри, мой мальчик! Я справлялся о тебе.

– Генри у нас совсем голый, – сказала Марина.

Аня подала ей пальто и Марина попыталась надеть его на крест. Выяснилось, что сделать это невозможно. Пришлось разогнуть гвозди и разобрать крест, ведь люди, когда надевают пальто, сгибают руки, а пугало этого сделать не может. Марина взяла старую шляпу с широкими полями и нахлобучила ее на чугунок. Чего-то явно не хватало: пугало получилось слишком худым – черное пальто трепалось на ветру, и было видно, что внутри пугала пустота.

– Надо набить его соломой, как Страшилу, – предложила Аня.

– Где ж мы возьмем солому? – подал голос Игорь, оторвавшись от книги. – Сейчас июнь.

– Ну и что?

– В июне соломы не бывает, солома – это когда жнут пшеницу, а жнут в августе. Сейчас может быть только сено. Вон же – стога на лугу стоят!

Все уважительно посмотрели на Игоря: маленький, а все знает. Он уже отличился тем, что подсказал, как открыть сундук, а теперь вот – с соломой.

Вчетвером пошли на луг, а Игорь остался с книгой. Он не мог оторваться от витиеватых, загадочных букв, выведенных фиолетовыми чернилами чьей-то внимательной и крепкой рукой. Игорь уже понял, что это вовсе не книга, а толстая тетрадь в твердой обложке, и сделана она не из бумаги.

Саша шел по скошенной траве, поддерживая девчонок под руки, потому что они постоянно спотыкались. Юра плелся позади них и размышлял о девчонках вообще.

И что только некоторые мальчишки в них находят, и главное – о чем они с ними говорят? В то же время Юра понимал, что он сторонится девчонок потому, что сам еще не совсем взрослый. Наверное, когда он вырастет, кто-то, например вот – Саша, научит его, как обращаться с девчонками…

– А ты в какой школе учишься? – спрашивал меж тем Саша, повернув голову к Марине, одновременно чувствуя локтем прохладную кожу Ани.

– В сто четвертой! – радостно отвечала Марина, довольная, что мальчик интересуется ею.

Но мальчик-то говорил с Мариной исключительно потому, что ему, как он, наконец, определился, гораздо больше понравилась Аня.

Саша гораздо позже понял, что мальчишеская робость к предмету любви, порой не мешает, а напротив – помогает. Ведь, подчеркнуто не замечая Аню, он как раз и вызывал в ней новые чувства, которые начинались с досады…

На самом деле, это было не так. Аня думала о Юре, идущем позади всех. Ей очень хотелось оглянуться, но она боялась, что все решат, будто он ей нравится. Еще чего!

И только Марина не думала ни о каких чувствах. Ей просто хотелось быть первой, хотелось, чтобы Саша поворачивал голову только к ней.

Впрочем, так оно и было… Саша и понятия не имел, что меньше, чем через час все обернется: он на всю жизнь влюбится в Марину, Аня влюбится в него, Марина – в маленького Игоря… И нет ответа на вопрос: почему вдруг все так получилось.

Петухов и сейчас не мог разгадать эту загадку. Он тускло смотрел на Анну, которая сидела перед ним, запрокинув ногу на ногу, легко покачивая ступней. Анна была в плетеных босоножках, и он видел ее розовые пальчики, ровные, с кремовым педикюром. Наверное, такого же цвета было ее нижнее белье. Крепкая, загорелая нога тонула в полутьме за краем короткой юбки, где угадывалась еще какая-то кружевная материя.

Разве можно не любить или, по крайней мере, не хотеть такую женщину? Но что-то отталкивало Петухова от Анны: стоило только посмотреть на нее, как ему сразу мерещился иной образ, как будто сидящая перед ним женщина быстро накидывала на лицо смеющуюся маску Марины Яровой.

– А ведь я была в тебя когда-то влюблена, – сказала она, понизив голос. – Знаешь, я так страдала! – добавила она, быстро наклонившись вперед.

Петухов смутился, сглотнул… Но в тот же момент из-за плеча Анны как будто выглянуло и подмигнуло другое лицо.

– А сначала мне Юра нравился. Но потом – бац! И сразу ты…

– Мне тоже, – признался Петухов. – Тоже сначала ты, а потом… Ну, не важно.

Это было какое-то сумасшедшее лето: все они влюбились друг в друга… Настолько, что вскоре даже забыли о страшном происшествии с пугалом.

Тогда выдалось на редкость жаркое, безветренное лето. Растения высохли на корню, огромные мертвые сорняки стояли на огородах, будто вскинув к небу руки в тщетной мольбе о дожде. Над раскаленными крышами курилось марево, и казалось, что деревня уже горит.

О чугунную щеколду ворот можно было обжечься…

– Короче, сплавились мозги, – подытожила Анна. – Юра Горин, конечно… – она осеклась, наверное, хотела сказать: Горин, конечно, лучше.

Опять этот Горин! – с тоской думал Петухов, когда Анна ушла. – И тут Горин, и там Горин… К тому же – как всегда, легкий на помине.

Колокольчик звякнул, и Горин влетел в ателье.

– Где она?

– В… – чуть было не выматерился Петухов – так он был зол и на Горина, и на Анну, и на весь мир.

– Только что ушла, если ты про Аню, – толерантно произнес он.

Горин выскочил на улицу, сквозь звон колокольчика, который его уже раздражал. По тротуару маршировало множество ног, все спешили на электричку. Где-то вдали как будто мелькнула знакомая фигура, Горин кинулся туда, толкая локтями прохожих, догнал: не она. Площадь неожиданно опустела, электричка на платформе уныло свистнула и поползла, Горин вернулся в ателье. Петухов нервно щелкал мышью, с остервенением глядя в монитор, где один качок энергично дубасил другого на фоне буйного тропического леса.