Сергей Дубянский - Деревянный каземат

– Что значит, «не вычистила»? – Аревик почувствовала такую же внезапную усталость и головную боль, как в самый первый день своей новой жизни.

– Скорее всего, это не ты, это та Катя убила его. Это она не захотела с ним трахаться. Только, вот, где она пряталась все это время?..

– А так бывает? – изумилась Аревик.

– Бывает. Когда дилетанты берутся за дело. Надо избавиться от нее, иначе она не даст тебе покоя – она будет командовать, и получится, что ты, вроде, у нее на побегушках.

– А как это сделать?

– Ты должна уничтожить в себе ее прошлое. Понимаешь, сейчас она, ничто – у нее фактически нет настоящего, поэтому она держится за счет связей с прошлым; воспоминаний, если хочешь проще. Без подпитки памяти она долго не продержится. Она обезличится и уйдет туда, куда уходят все обычные люди. Поэтому все наши планы меняются. Из дома тебе придется уйти, чтоб не было, ни ее матери, ни фотографий; богатого любовника (жаль конечно), но тоже придется выкинуть из головы…

– А куда ж я денусь? – растерялась Аревик.

– Куда денешься? – Аня задумалась, – работать будешь здесь, в «Сфинксе». Пока горничной. Зарплата – четыре штуки, иногда чаевые перепадают, так что, на жизнь хватит. Потом я устрою тебя администратором, но это не сразу. Жить придется у меня. Я должна контролировать ситуацию, а то она опять выкинет какой-нибудь фортель, типа, сегодняшнего. Потом найдем тебе мужика подходящего, с квартирой – без этого не обойтись. У меня ж тоже есть личная жизнь и строить ее в одной комнате с тобой довольно проблематично.

– Я понимаю, – Аревик опустила голову.

В другой ситуации она б, наверное, благородно отказалась от сделанного предложения, но сейчас понимала, что одной ей не справиться, а уступать какой-то Кате свою новую, только начинавшуюся жизнь, совсем не хотелось.

– Значит, я опять должна потеряться? – спросила она и сама же ответила, – но мать снова начнет меня искать…

– Нет у тебя никакой матери! – бросила Аня с такой злостью, что Аревик замерла на полуслове, – забудь обо всем, что успела узнать об этой семье! Память в данном случае работает только на нее. Если б ты с самого начала все сделала нормально, тогда другое дело.

– Я поняла, – Аревик вздохнула, – но надо же хоть что-то объяснить, чтоб ее мать не поднимала милицию, а то ведь и убийство может вскрыться. И потом, мне нужны хоть какие-то вещи. Я ж не могу ходить в одном платье, а денег… сама знаешь.

– Разумно, – согласилась Аня, – значит так, сейчас пойдешь со мной. Отчистим твое платье, а потом поедешь на Келлера. Я сегодня работаю в ночь, так что до утра тебе сроку, чтоб решить все проблемы, и утром я жду тебя с вещами.

– А что я скажу этой, Татьяне Ивановне?

– Ну, дорогая моя, – Аня развела руками, – я не могу все время думать за тебя. Поворочай немного и своими извилинами.

Они вернулись в гостиницу. Лиза, до этого вальяжно развалившаяся в Анином кресле, мгновенно вскочила.

– Ань, тут мужчина звонил, хотел люкс забронировать, но я посмотрела – у тебя все уже расписано. Он будет, на всякий случай, перезванивать после обеда.

– Пусть перезванивает, – Аня махнула рукой, – Лиз, слушай, Лиля у нас ведь уволилась?

– Да. Наташка одна осталась. Ей послезавтра выходить, а с кем неизвестно.

– Вот и хорошо. Послезавтра, – Аня ткнула в Аревик пальцем, будто в неодушевленный предмет, – она выходит в смену к Наташке. Зовут ее Катя. А сейчас отведи ее к себе, пусть посидит, а ты застирай ей пятно на платье. Видишь?

– Ань, – Лиза скорчила недовольную мину, – мне еще два номера убирать.

– Уберешь. Любка твоя где?

– Она на втором этаже. У нее тоже съехали из полу-люкса.

– Ладно уж, – смилостивилась Аня, – я тебе стольник заплачу. Только ты уже споришь дольше, чем замыть то пятно.

– Идем, – Лиза вздохнула.

Едва они отошли от стойки, как Лизино недовольство улетучилось. Видимо, ей было скучно целый день работать одной и новый человек являлся весьма ценной находкой.

– Ты хоть знаешь, в какую помойку влезаешь? – спросила она, на удивление, весело, – у нас горничные больше двух месяцев не держатся – тяжело ужасно. Я и сама думаю уходить, только, вот, некуда. А тут с чаевыми тысяч пять, иногда шесть получается, да и от клиентов много всего остается – всякие шампуни, дезодоранты дорогущие. Я мужа гелем для бритья, года на два вперед обеспечила, – Лиза засмеялась, – а в прошлое дежурство один «крутой» москвич оставил в номере бутылку «Мартини», даже не открытую, и бутерброды с икрой, десяток, не меньше. Бутерброды Любка сожрала (я как-то брезгаю за чужими доедать), а «Мартини» я домой забрала. Муж, как увидел, взвился сначала – за что это, говорит, тебе такие подарки дарят? Не иначе, говорит, спишь с постояльцами. А тут, какое спать – тут голову приклонить некогда. Он же не представляет, чтоб у людей было столько денег, когда можно запросто оставить бутылку за штуку! А я ему говорю – приходи, посмотри, какой контингент у нас живет…

За разговором они подошли к невзрачной двери, разительно отличавшейся от тех, что вели в номера. Лиза открыла ее ключом, и сразу пахнуло холодом. Щелкнул выключатель. Аревик увидела тесную коморку без единого окна; вдоль стены деревянный стеллаж со стопками постельного белья, на полу какие-то туго набитые мешки. У входа в беспорядке стояли туфли и тапочки самых разных размеров; на двух стульях, сваленная в кучу, синяя униформа. И надо всем этим, словно хобот слона, не поместившегося целиком в этом закутке, огромная металлическая труба.

– Наше жилище, прошу, – Лиза вытянула руку, приглашая войти. Контраст с виденным ранее казался настолько разительным, что Аревик оглянулась, проверяя, не перебрались ли они незаметно в какое-нибудь другое здание, – раздевайся. Хочешь, накинь что-нибудь, или так посиди. Я быстро.

Аревик послушно вылезла из платья, оставшись в одних трусиках, но Лиза, даже не взглянув на нее, взяла платье и вышла, заперев за собой дверь.

Аревик осмотрелась. Единственная тусклая лампочка под потолком делала помещение еще более убогим. Пять шагов в длину и четыре в ширину. За несколько минут Аревик уже закончила экскурсию, повертев в руках кружку с отбитым краем, пролистав красивый журнал на иностранном языке, тоже, видимо, оставленный постояльцами; провела пальцем по стопке наволочек, заглянула в мешок, где оказалось грязное белье. Прямо сверху лежала простыня с бурыми пятнами крови. Аревик догадалась об их происхождении, и она поскорее снова завязала мешок. Не найдя ничего интересного, осторожно сдвинула униформу и села. Вряд ли при этом она могла нажать потайную кнопку, но почему-то раздался грохот, и труба завибрировала. Аревик испуганно вздрогнула, правда, быстро сообразила, что так включается вентиляция.