Владимир Васильев - Гостиница

– Мне трудно тебя понять, – пожал плечами мальчик. – Я не чувствую себя мессией. Я обыкновенный, как они, только волей судьбы принадлежу к другой социальной группе… Будь ты мессией, если чувствуешь призвание, я не против… Только, знаешь, мессия никого бы не стал распинать… Даже кота… Тем более кота…

– Почему тем более? – резко спросил атаман.

– Потому что он беззащитен перед тобой.

– Мышка была беззащитна перед ним, а я ее так любил, – театрально вздохнул атаман.

– Но кот питается мышами, подчиняясь своей генетической программе, а ты творишь зло сознательно.

– Да, выполняя предначертания Бога! – патетически воскликнул атаман.

– Но Мессия приносит в мир свои законы, вернее, открывает миру истину вечных законов. Он творец, а не исполнитель… Все прочие – лжемессии…

– Что-то ты вдруг стал обнаруживать слишком глубокую подготовку в области мессианства, – огрызнулся атаман.

– Уроки софиологии, – объяснил Мальчик. – И потом, это я не о себе, а вообще… Я не хочу быть мессией… Я не чувствую себя готовым к этому… Ведь надо так много знать, уметь, понимать…

– Ни фига не надо знать! – вдруг звонко выкрикнула Девчонка. – Никто не может знать… Надо любить!.. А этот прыщ никогда не станет мессией, потому что никого не любит… – ткнула она пальцем в сторону атамана.

Тот зло сузил глаза.

– О да, в любви ты у нас спец… – ухмыльнулся он. – Только весь мир в свою щель не затолкаешь!..

– Заткнись, ты! – сделал шаг вперед Мальчик. – Она права!

Атаман занес нож над котом. Мальчик отступил назад и опустил руки, гневно глядя на пацана.

– Так-так, защитничек униженных и оскорбленных… – осклабился атаман. – Все согласно сценарию… Входим в роль… В первое пришествие ты тоже к шлюхам был неравнодушен… Но насчет любви мы проверим чуть-чуть позже… Обязательно проверим, – мрачно пообещал он. – Кстати, предлагаю тост: – За любовь!..

Они выпили.

– А пока, – утер губы атаман, – пока, вижу, еще надо поучить тебя уму-разуму… Потом поздно будет… Элик, некорректно говорить: «Я не хочу быть мессией»… Это то же самое, как если бы этот котяра вдруг промяукал: «Я не хочу быть котом»… Сие от Бога или, если ты атеист, – от природы… Какая, хрен, разница?.. А природа мессии – надежда человеческая: она создает мессию… Только очень злой человек может обмануть эту святую надежду несчастных… У тебя нет выбора, элик… Но теперь я понял и свое предназначение. Я – предтеча, который вдохнет в тебя Дух Святой… Без меня ты никогда не перешагнул бы заветную черту, которая отделяет смазливого элика от Мессии… А если ты не потянешь, то, значит, предтеча – ты!.. И Мессией буду я!.. Ты меня им сделаешь… Помажешь… Ангелочек хренов… А пока проверочка, которую я обещал… Ты любишь этого кота?..

– Не знаю, – пожал плечами Мальчик. – Я ведь его первый раз вижу… А любить – это, наверное, жить одной жизнью и не уметь жить иначе.

– Так какого же черта ты суешься в мою с ним разборку? – осклабился предводитель. – Может, у нас это способ такой жить одной жизнью, и иначе мы не умеем… Милые бранятся – только тешатся…

– Я вижу, что он мучается, – ответил Мальчик. – И мне его жалко… А вообще-то, я не задумывался, а действовал инстинктивно…

– Что ж, любовь тоже из области инстинктов, – кивнул атаман. – Итак, ты сдержал свое слово: ублажил наши желудки объедками с барского стола, – повел он рукой с ножом над столом. – Ублажишь наш дух, когда мы погрузимся в фантоматические глубины… Ублажил лично меня интеллектуальной беседой, хотя, прямо скажем, не слишком напрягал интеллект… Теперь моя очередь расплачиваться… Слушай, элик!.. Идея! Ведь, как пить дать, ты еще мальчик… Хочешь телку? Вот эту, – показал он ножом на Девчонку.

Та вскочила со стула, силясь что-то сказать, но слова явно застряли у нее в горле.

– Посмотри, какая свежесть, – продолжал издевательскую рекламу атаман. – Покажите ему товар! – приказал он помощникам.

Двое тут же вскочили и ловким, явно отработанным движением задрали вверх платье Девчонки, схватив заодно и руки, чтобы она не дергалась. Под платьем не было ничего, кроме обнаженного детского тела с первыми робкими признаками женственности.

– Полюбуйся: она всегда готова! – прокомментировал голосом рыночного торговца атаман. – Стройна и бела, аки березка во поле, но может быть нежна и загадочна, подобно иве плакучей… Ну же, делай иву!.. – подсказал он медлительным подручным.

Те сдернули с Девчонки платье и, сняв заколку, распустили неожиданно пышные волосы, золотистым водопадом рассыпавшиеся по плечам и укрывшие Девчонку по пояс.

– Ну, хороша? – поинтересовался, причмокивая, атаман.

Мальчик молчал, соглашаясь про себя, что живая картина, представленная ему, обладает несомненной эстетической ценностью…

– Смотри-смотри, – не замолкал атаман. – Еще при ней бессознательная гибкость и грация гусеницы, но уже ощущается близкое великолепие бабочки… О, как все это мимолетно, неуловимо!.. Спеши отведать!.. В другом месте не перепадет… Не умеешь – научим, не сможешь – она сама поможет… Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас!.. Свежесть весеннего утра открыта тебе!.. Впрочем, как и всем остальным… Утро принадлежит всем, но не все им пользуются… Сначала этой утренней зарей насладились твои братья-элики. Завлекли на какую-то фазенду, напоили до отключки или на иглу посадили и познавали прелесть женского утра от зари до зари, пока не иссякли… А потом выбросили ее в полном вырубоне на городскую свалку… Где я ее и подобрал… Для того, кто ищет, там много чего полезного можно обнаружить… У нас оттуда полный комплект аудио и видеотехники… Небольшой ремонт и… Ее тоже пришлось слегка подремонтировать, но зато теперь можно пользоваться без ограничений… Хотя, конечно, в разумных пределах. С ней все в порядке, но рефлекс – когда поддаст, нестерпимо хочется… Помоги же бедной девочке…

Мальчик не предпринимал никаких активных действий, во-первых, потому что прекрасно чувствовал провокационность ситуации, во-вторых, не ощущал ни малейшего протеста со стороны Девчонки. Казалось, что она, вообще, ничего не видит и не слышит, пребывая где-то в иных измерениях.

Мальчик искренне не понимал, как этот хитрый атаман может рассчитывать на его сексуальную рекцию в данной ситуации. Да и обнаженное тело – это совсем не то, что могло бы вызвать ее в нем. Он привык к обнаженности. И сверстницы его в бассейне и спортзале по древнегреческим образцам не слишком закрывались, и у взрослых женщин это было не принято – таился только самый-самый минимум, и видеопродукция не делала секрета из обнаженной натуры, и великое искусство явно к ней благоволило, и мама в домашней обстановке предпочитала откровенное «ню». И хотя бабушка ворчала частенько по этому поводу, мама только подхихикивала и делала по-своему. А однажды он услышал загадочную фразу, которую мама сказала бабушке, считая, что его нет поблизости: «Когда-то он хотел этого и не имел… Пусть же теперь оно принадлежит ему… Быть может, он за этим и вернулся?..»