Составитель Сергей Чекмаев - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову

Губы мои, помимо воли, растягивает глуповатая улыбка. Спасибо, господи! Слава тебе, КПСС! Пронесло! Шаги на лестнице, голоса – это были не умруны. Это капитан Пархоменко возвратился с подмогой.

Я отпихиваю бутылку с бензином, вскакиваю на ноги, выронив спички, и ору сквозь слезы и истерический хохот:

– А хрена ж вы молчите, ур–роды?! Греб вас всех перегреб! Долбозвоны, мать вашу!

– Успокойся, сержант, – примирительно басит Пархоменко, появляясь в коридоре. – Я ж не знал, как ты тут. Может, эти… в общем, тебя уже обглодали. Высунулся посмотреть – и на тебе гостинец. Прямо в хлебало, ха–ха!

– Ха–ха–ха!! – я сгибаюсь от смеха пополам. А чего, смешно же, в самом деле смешно – человек высунулся посмотреть, а ему в лицо очередь из РПК. Ха–ха–ха!

Пархоменко резко бьет меня ладонью по щеке. Рука у капитана тяжелая – я лечу к стене, сползаю по ней на пол. Голова в огне. Мысли перестают путаться.

– Все? – спрашивает Пархоменко.

– Все, – киваю я, а самого бьет крупная дрожь, как будто я заболел.

– На, выпей, – он сует мне початую бутылку коньяка. Не глядя на этикетку, присасываюсь к горлышку. Коньяк хороший, мягкий. Наверняка капитан прихватил его в каком–нибудь магазине.

К нам подходят еще трое. Один в военной форме. Представляется городским военкомом. Двое других – крепкие мужики с испуганными лицами, одетые в спортивные костюмы – демонстрируют красные бабочки удостоверений. Ага, это местные «глубинники», сотрудники Средневолжского отделения КГБ.

Не глядя ставлю бутылку рядом с собой и спрашиваю:

– Это все?

– Все, – кивает Пархоменко. Он опускается на корточки, подхватывает коньяк и делает длинный глоток.

– А остальные?

– Больше никого не осталось, сержант, – говорит военком. Его фамилия Ахметов. По случаю праздника он в парадной офицерской форме, майорские звезды тускло светятся на погонах.

«Больше никого не осталось…» А люди? Тысячи жителей города, вышедших на демонстрацию? А милиция, пожарники, гаишники, учителя, врачи, городские службы? Начальство, в конце концов? Директора предприятий? Шишки из горкома, райисполкома – где они все?

Словно подслушав мои мысли, Пархоменко говорит, утерев мокрый рот ладонью:

– Они окружили площадь с трех сторон. Никто не ушел. Вообще никто.

Вообще никто… Но как же так?! Дрожь проходит. Коньяк окончательно приводит меня в чувство. Я поднимаю глаза на Пархоменко и тихо спрашиваю:

– Кто же они такие? Что вообще… что происходит, товарищ капитан?

– Это еще предстоит выяснить, – бесцветным голосом произносит один из «глубинников». – Пока ясно только, что город подвергся нападению не установленных лиц. Связи нет. Никакой. Они первым делом повалили телеграфные столбы и вывели из строя подстанцию.

– А военная связь?

– Она в порядке, но, чтобы задействовать ее, нам нужно запустить военкоматовский дизель–генератор.

– Беда в том, – подхватывает Ахметов, – что здание военкомата захвачено этими… некробами.

– Кем?

– Некробами, – вступает в разговор второй «глубинник». – Некробиологическими существами.

– Некро… Что это значит? И вы… Раз есть название… Вы с ними уже того… встречались?

– Слишком много вопросов, сержант! – обрывает меня «глубинник». – Наша задача – запустить генератор. Он находится в подвале под военкоматом. Сейчас некробы расползаются с центральной площади по городу. Жизни всех людей, не пошедших на демонстрацию, под угрозой. Чем скорее мы сообщим о ситуации, тем больше шансов, что они уцелеют.

– Это подполковник КГБ Боровиков, – поясняет мне Пархоменко. – Формально он – старший.

– Не формально, а официально, капитан, – с неприязнью говорит Боровиков. – С этого момента я беру на себя командование группой и руководство операцией. Старший лейтенант Галиуллин будет моим заместителем, – он кивает на второго «глубинника».

– Товарищ подполковник, по званию я… – начинает военком, но Боровиков прерывает его:

– Отставить, майор! Времени у нас мало. Сержант! Встать! Выдать оружие.

В голосе «глубинника» отчетливо звучит металл. Поднимаюсь, вытаскиваю из кармана ключи и бреду к двери в оружейку…

5

Мы идем через город. Город вымер. Вымер в буквальном смысле этого слова. Над крышами двухэтажек в небо поднимется густой столб дыма. До нас доносится отчаянный женский крик, звон разбитого стекла. Пархоменко дергается, но подполковник хватает его за плечо:

– Успокойся. Единственное, чем ты сейчас можешь помочь людям, – это как можно скорее запустить генератор.

Продолжаем движение. Шелестят деревья, звуки наших шагов отражаются от стен домов. На перекрестке поперек проезжей части стоит Газ–53 с желтой цистерной, украшенной надписью «Молоко». Боровиков приказывает мне осмотреть машину. Перехватываю пулемет на изготовку и бегу к «газону». Лобовое стекло выбито. В кабине пусто. На дверце – брызги крови, как будто рядом зарезали свинью. Я ставлю ногу на подножку, заглядываю внутрь.

– Товарищ подполковник, ключ в замке зажигания.

– К машине! – командует Боровиков, и вся группа, лязгая оружием, бежит к молоковозу.

Оружия мы взяли от души. У каждого – пистолет, автомат АКСУ–74, или в просторечии «сучок», вдоволь патронов. Плюс мой пулемет. В сущности, наших сил достаточно, чтобы подавить сопротивление какой–нибудь банды. Но наш противник – не бандиты, а умруны. Некробы. У меня ум за разум заходит, когда пытаюсь понять, что они такое.

Пархоменко садится за руль. Боровиков рядом. Военком и старлей Галиуллин втискиваются в кабину. Дверца захлопывается. Мне остается только вскарабкаться на бочку и пристроить пулемет на люке.

«Газон» трогается с места, разворачивается. Нам предстоит проехать через самый центр города. Что нас там ждет – можно только гадать.

Первого некроба встречаем за два квартала до площади. По центру дороги, аккуратно обходя брошенные машины, вышагивает мужчина в светлом костюме и при галстуке. На первый взгляд он выглядит как нормальный, обыкновенный человек; у него открытое, располагающее лицо, за пуговицу привязан красный воздушный шарик – наверняка подарок сыну или дочке. Но землистая кожа, остановившийся взгляд и неестественная, ходульная походка заставляют меня снять РПК с предохранителя.

Машина останавливается. Пархоменко опускает стекло и командует из кабины:

– Сержант! Огонь!

Я прицеливаюсь – и медлю. Мужчина приближается. Его коричневые начищенные туфли громко шаркают, полы расстегнутого пиджака болтаются. Такой походкой ходят парализованные и пьяные. Парализованные, пьяные – люди!

– Стреляй! – рычит Пархоменко. – Ты что, уснул, греб твою мать?!

– Греби свою, дешевле встанет, – цежу я сквозь зубы – и не стреляю.